Системный Кузнец II - Ярослав Мечников

же поймал себя на том, что вновь поддался импульсу. Злость на себя обожгла изнутри. Это было нелогично и опасно, но образ Ориана с его змеиной улыбкой и угрозами был слишком свеж в памяти. Я не знал, но предполагал, что его «помощь» обойдётся Гуннару в приличную сумму, и этот ублюдок не должен получить за манипуляции ни единого медяка. Это было дело принципа.

— Это ещё почему? — нахмурившись, спросил мужчина. Его брови снова сошлись на переносице, возвращая лицу суровое выражение. — Он поднял тебя на ноги. Сам ж видел — ты чуть не сдох у меня в кузне. У тебя бред уже начался.

Я замолчал, лихорадочно пытаясь придумать убедительное оправдание, но в голову, как назло, ничего, кроме правды, не приходило. Сказать старику, что Ориан, возможно, сам и вызвал эту болезнь? Что он проводил надо мной какой-то ритуал? Что-то мне подсказывало: если скажу, тогда этот прямолинейный и яростный мужик не раздумывая схватит свой самый большой молот и пойдёт разбираться, а это могло привести к необратимым последствиям.

— Просто не стоит оно того, мастер, — наконец выдавил, тщательно подбирая слова. — Это моя болезнь. Значит, и мне за неё платить. Я сам с ним разберусь. Позвольте мне это сделать, мастер Гуннар.

Смотрел на него прямо и внимательно, ожидая реакции.

Мужчина долго молчал, затем вздохнул, провёл пятернёй по спутанной и мокрой бороде, о чём-то размышляя. Гуннар действительно оценивал просьбу, взвешивая её.

— Решение не мальчика, а мужика, — сказал кузнец едва слышно. В этом ворчании впервые прозвучало уважение. — Дорого тебе это встанет, Кай. Ориан с тебя три шкуры сдерёт.

Старик предупреждающе посмотрел на меня, давая последний шанс передумать.

— Ничего, — ответил без тени сомнения. — Сочтёмся.

Повторил слова алхимика, и в голосе прозвенела холодная сталь.

Гуннар снова посмотрел на меня так, будто увидел клинок, который только что прошёл закалку. И, кажется, клинок старику понравился.

— Ну, будь по-твоему, — наконец выдохнул мужчина, сдаваясь. А затем неожиданно кивнул в сторону горна. — Ну что, готов ковать?

Я усмехнулся.

— Вы хотели сказать, мехи качать?

— Нет, — посмотрел на меня прямо, и в глазах громилы не было насмешки. Гуннар замолчал, подбирая слово. — Вместе ковать будем.

Сделал паузу, давая осознать сказанное.

— Глядишь, и я у тебя чему-нибудь научусь. — хмыкнул, но беззлобно. — Уж не буду спрашивать, откуда ты так много знаешь. Думаешь, поверил, что ты один раз взглянул на мехи братьев-оружейников и тут же всё понял и запомнил? — спросил он строго. — Неужто думаешь, что я совсем мозги пропил, чтобы в такую сказку поверить?

Моё сердце застучало как сумасшедшее, сидеть на месте стало трудно. Я вцепился в края табурета, чтобы не подскочить. Мужик знает и всё время знал, ну или догадывался.

— Но я не буду спрашивать, — спокойно добавил Гуннар. — Есть у тебя способность, тут и ежу понятно. Ну так пусть она пойдёт на благо нашему делу. — Старик шагнул к верстаку, где оставил свои наброски мехов. — Давай. Объясняй, как ты это видишь. С какой стороны подойти к ковке тяги для маховика? Говори как есть, объясняй, если нужно, а я скажу, что думаю. Что в кузне происходит — в кузне и останется. Даю слово.

Мужчина подошёл ко мне в полумраке, освещённый лишь отблесками огня, бросив серьёзный взгляд. Затем протянул огромную руку для рукопожатия.

Всё было как во сне. Трудно было поверить в происходящее. Волнение настолько сильное, что к горлу подступил горячий ком, а в глазах защипало.

Я медленно встал. Маленький мальчик, всё ещё смотрящий на этого гиганта снизу вверх. Теперь чувствовал, что Гуннар говорит абсолютно серьёзно. Старик оказался гораздо мудрее и глубже, чем мог представить — он не испугался чуда, но решил поставить его себе на службу.

Медленно протянул свою руку в ответ и крепко пожал его ладонь.

В этот самый момент снаружи с оглушительным треском прогремел гром. Но здесь, в кузне, было тепло и по-своему тихо, несмотря на барабанную дробь дождя по крыше. Треск углей в очаге вдруг стал увереннее и громче, будто сам огонь приветствовал наш союз, заполняя собой пространство.

Мы стояли так несколько секунд — старый мастер и мальчик с душой из другого мира — скрепив рукопожатием рождение чего-то нового.

Глава 20

Буря снаружи утихла, сменившись монотонной барабанной дробью дождя по крыше. Сидел на табурете, глядя на тлеющие угли в горне, и пытался унять дрожь — она была не от холода, а от пережитого — смесь адреналина, усталости и странной эйфории. Гуннар ушёл, ничего не сказав. Я остался один, и это лучшее, на что можно рассчитывать.

Дверь отворилась, заставив вздрогнуть. Старик вернулся, неся в руках свёрток из грубой ткани. Не говоря ни слова, мужик прошёл к верстаку, смахнул с него угольную пыль и развернул принесённое — запах жареного мяса и свежего хлеба наполнил кузницу, смешиваясь с ароматом угля и холодного металла.

— Ешь, — буркнул кузнец, не глядя на меня.

На тряпице лежали два щедрых куска жареной свинины, от которых ещё шёл пар, и половина каравая ржаного хлеба. Сглотнул слюну, молча подошёл, оторвал кусок хлеба, взял мясо и сел обратно на табурет.

Мы ели в тишине. Неловкой, но уже не враждебной. Я отрывал куски мяса, жадно жевал, чувствуя, как тепло и сытость растекаются по телу. Гуннар ел медленно, отщипывая хлеб огромными пальцами и отправляя в рот. Старик не смотрел на меня, а я не смотрел на него — оба глядели на огонь, каждый думая о своём. Старые отношения — хозяина и раба — умерли сегодня, а новые — товарищеские — ещё не родились. Зависли где-то посередине, и единственное, что нас объединяло, была эта еда и огонь в горне.

— Тягу сегодня начнём, — произнёс кузнец хриплым голосом, дожевав последний кусок. — Завтра Свен придёт снимать уточнять мерки для рамы — к тому времени у нас должна быть готова хотя бы одна деталь, чтобы он понял, с чем работать.

Я кивнул.

— Какую сталь возьмём? — спросил у мужчины, переходя на деловой тон. Это было проще, чем пытаться говорить о чём-то другом. Хотя мне многое было интересно из его жизни, но сейчас говорить об этом будет неуместно.

— Ту, что ты отложил. Из клинков, — Гуннар махнул рукой в