Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

выбирать те пути, которые идут вниз. Также Ловец имеет структуру спирали, как и настоящие Ловцы снов. До сих пор мы постоянно слегка заворачивали направо, и меня это напрягало. Но теперь ясно, что так и надо. Начало и конец похожи… Возможно, в центре будет что-то, похожее на бар, по крайней мере метафорически.

Мы выбрали правый путь, который под едва заметным углом шёл вниз.

– А когда ты… ну… окончательно убедилась, что это не настоящий Грифон?

– Чтобы Грифон, да помнил партии из всех песен? А потом так наяривал? Да он и зрячий, и неужранный хуже играет, не в обиду ему будет сказано. И наконец, настоящий Грифон был в такие дрова перед нашим первым разом, что наутро едва вспомнил тот факт, что мы вообще переспали. Не говоря уж о песне. А вот Ловец всё видел и запомнил.

– Но получилось у него натурально, скажи!

Не успела она ответить, как часть низкого потолка отделилась и рухнула на нас. Чьи-то тонкие, твёрдые конечности колотили меня с клацаньем механической куклы. Нервы мои были на пределе, так что я рефлекторно взмахнул ножом и, по ощущениям, будто отсёк палку. Или ногу манекена.

Не издав ни звука, странная тварь отскочила от нас на пару метров, но тут же снова бросилась в атаку. Очертания у неё были антропоморфные, но конечности были слишком длинные и имели лишние суставы. Передвигалось оно на четвереньках, растопырив локти и колени, по полу, стенам и потолку с одинаковой лёгкостью. Голова болталась внизу на дистрофичной шее, как нечто лишнее.

Когда симулякр вновь приблизился, я узнал острые уши и с ужасом увидел в застывшем пластиковом лице свои черты.

– Цвёльф, ты…

Молниеносным движением он выхватил у меня нож, увернулся от удара кулаком и повернулся к Каре. Цепь не давала ей отбежать. Сунув пародию на моё лицо прямо ей под нос, симулякр как бы в полуобъятии занёс нож у неё за спиной. Стоило ей помедлить от удивления лишь долю секунды…

Кара не медлила. Она вонзила раскрытый секатор прямо в застывшие кукольные глаза твари. Длинная лапа за её спиной конвульсивно вытянулась, затем начала беспорядочно сгибаться во всех сочленениях. Лезвие всё ещё могло задеть её, но Кара ловко поднырнула под симулякр, вырвав секатор, и несколько раз с силой ткнула затянутое в куртку брюхо. Цвёльф-Я-Паук-Манекен перевернулся на спину (впрочем, его брюшная и спинная стороны ничем не различались) и слабо подёргивался. Внутри что-то дребезжало и потрескивало. Из дыр в куртке вылезли пружины, как из старого матраса.

– Обруби ему и остальные лапки на всякий случай, – посоветовала Кара, осев на пол от пережитого шока.

Я последовал её совету, избегая смотреть на нарисованное лицо симулякра.

– Тебя вообще не смутило, что он так на меня похож? – рискнул спросить я.

– Во-первых, не очень-то и похож. Во-вторых… Ну вот такая вот я: добрячка, но о себе не забываю.

Мы продолжили путь по бесконечной спирали. Иногда логика Кары нас подводила, точнее, это Ловец отказывался ей соответствовать. Путь, который вроде как вёл вниз, начинал резко изгибаться кверху, разворачивался на сто восемьдесят градусов или оказывался тупиком. Чем глубже мы забирались, тем однотипнее и противнее становились нити, будто упругие, липко-влажные нити грибницы. Предметы, вплетённые в Ловец, ясно давали понять, что нам здесь больше не рады: ржавые лезвия, гнилые неопознаваемые продукты, остывшие угольки, черепа мелких животных и прочие атрибуты смерти.

Я таки встретил один из своих кошмаров, знакомых с одиночного путешествия по петлям. Тот симулякр, который чуть не заманил меня в безымянную дверь томными звуками, – Слепленные Девушки. Они заполняли весь просвет коридора, обитого шёлком и бархатом, и походили на огромный кусок бледного теста. Из него росли стройные ножки, которые вряд ли смогли бы даже приподнять бесформенное тело. С десяток рук жадно шарили по стенам, нитям Ловца и собственной плоти, хватая и теребя любой попавшийся выступ. Вместо глаз во все стороны слепо пялились соски: маленькие, крупные и расплывчатые, розовые, почти красные, коричневые. Влажные губы с чавканьем разевали свою жаркую розовую глубину. Причём симулякр и сам не различал, какие из них рот, а какие – не рот. В некоторых язык соседствовал с отверстием уретры и клитором, у других (при широком раскрытии) за рядами зубов можно было мельком увидеть шейку матки.

– Выберем другой путь? – спросила Кара, поморщившись от вида симулякра и резкого запаха телесных жидкостей. – Затыкать ножом такую плюху вряд ли получится, а если жечь, много топлива потратим, а ведь у нас только баллончик и спирт на крайний случай.

– Возможно, удастся его прогнать, – сказал я, доставая из рюкзака перцовый баллончик.

Стоны сменились визгом и шипением, когда струя из перцовки прошлась по склизкой плоти. Нежная кожа всех оттенков бежевого и розового покрылась красными пятнами и волдырями, все подвижные части тела начали лихорадочно расползаться в щели меж волокон Ловца. Тело, из которого они вырвались, превратилось в густую пузырящуюся лужу. Я попытался убедить себя, что это мороженое крем-брюле, разогретое в микроволновке, но вонь горелого несвежего мяса мешала работе воображения.

Я понимал, что, если мы хотим достичь центра, по коридору придётся пройти. Но медлил. Мы слышали, как цепкие руки и зубастые рты копошились внутри волокнистых стен, скреблись и гудели, точно разгневанные шершни.

– Что-то не спешат они расползаться, – пробормотал я, пробуя носком ботинка пол коридора, залитый липкой жижей.

– Они нападут, – уверенно ответила Кара и шагнула вперёд.

Цепь между нашими руками натянулась, и мне ничего не осталось, кроме как следовать за ней. Не успели мы сделать и пары шагов, а части поверженного тела уже перешли в наступление. Пальцы хватали за одежду, сжимаясь намертво, как при столбняке. Ногти, твёрдые и заточенные, словно кремниевые ножи, норовили добраться до лица и горла.

Мне вспомнилась поговорка учителей в начальной школе – «лес рук». Коридор вдруг показался ужасно узким и неправдоподобно длинным, и руки легко доставали до центра, так что скрыться от них было негде. Я прикрыл глаза и просто пырял ножом направо и налево. Вскоре его лезвие и даже рукоять стали скользкими от крови. Отрубленные пальцы падали в жижу под ногами и продолжали конвульсивно извиваться и ползать там, подобно червям.

А «лес рук» всё не кончался: гудящий, секущий, пахнущий едким потом. Мне казалось, что мы с Карой вообще не продвигаемся вперёд и навсегда увязаем в этом болоте слепой бессмысленной ненависти. «Лес рук» стал самым осязаемым понятием, весь наш мир сузился до его пределов: лес рук, лес-рук, лесрук лесрук ЛЕСРУК…

Моя