Бастард Александра. Том 2 - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Если я так сделаю, то, скорее всего, Филипп или любой другой сатрап просто перебьет моих людей, а сам с войском перейдет на сторону Антигона. Чтобы добиться таких преобразований, нужно идти в каждую сатрапию с войском и насаждать там новый порядок силой, хотя далеко не факт, что после моего ухода там все не вернется к исходному варианту.

Сегодняшний день диктует мне, что войной надо идти на запад, а не на восток, и ссориться с сатрапами тоже не время. Они мне нужны сейчас почти также как и я им, и этот хрупкий баланс нужно хранить до тех пор, пока я не добьюсь абсолютной и беспрекословной власти на всей территории Великого царства.

Понимая это, я взял вынужденную паузу в реформе госуправления, но сейчас своей сестринской заботой Барсина натолкнула меня на отличную мысль.

«А что⁈ Казнь Антигена оставила Сузиану без сатрапа! Его не назначали до сих пор, потому как я сам торчу в Сузах, и власти тут хватает! Но что мне мешает назначить? Ничего! А заодно и независимых от сатрапа: судью, прокурора и стратега. Начнем с Суз! Как говорится, построим новый порядок в одной, отдельно взятой сатрапии! Посмотрим, как пойдет, а по результату причешем недостатки, отрегулируем противоречия! А когда моя власть окрепнет, можно будет перенести положительный опыт и на другие области!»

Проговорив про себя эту мысль, я вдруг отчетливо осознал, что в этом случае лучше Шираза на должность сатрапа Сузианы никого не найти.

«При таком стремительном повышении ему и в голову не придет смотреть в рот дареному коню; он примет власть в тех границах, какие я ему укажу! В Пергаме он привык к разделению полномочий, и здесь также будет играть по знакомым правилам!»

Очень довольный собой, отстраняюсь от Барсины и говорю так, словно ее слеза пробила мое каменное сердце:

— А знаешь что…! Пусть-ка Шираз зайдет ко мне завтра! Кажется, у меня есть чем его порадовать!

С минуту еще Барсина уламывает меня сказать, что я задумал, но я лишь таинственно улыбаюсь. Тогда она вдруг резко меняет тему:

— Мне кажется, Геракл, тебе пора задуматься о женитьбе! Я могла бы подыскать тебе хорошую партию!

Мысль вроде бы очевидная и, тем не менее, застает меня врасплох. К счастью, Барсина этого не замечает, поскольку уж слишком горячо увлечена своей идеей.

— Хотя, кого здесь, в этой глуши, можно найти⁈ — Серьезная озабоченность проявилась в ее глазах, и тут же она вскинула на меня вопросительный взгляд. — Может, тебе жениться на Клеопатре?

Это абсурдное предложение вывело меня из ступора, и я бросаю на Барсину укоряющий взгляд. Жениться на родной тетке — что может быть ужаснее!

«Мамочка» поняла это по-своему.

— Да, старовата она, согласна! — Она наморщила свой маленький носик. — Да и Антигон ее ни за что не отпустит!

Не сразу поняв, о чем она, тут же вспоминаю, что со времени убийства Пердикки Клеопатра живет в Сардах, а этот город сейчас под властью Антигона.

Вижу, что, в отличие от меня, Барсина ничего ужасного в браке с родной теткой не видит и даже наоборот, такой союз ей кажется чем-то обычным. Впрочем, удивляться тут нечему: браки между царственными родственниками не редки, как в Македонии, так и в Персии.

Мысль о женитьбе не нова, и, честно говоря, чужое юное тело требует своего. Что с этим делать, я еще не решил, но, в конце концов, и в двадцать первом веке шестидесятилетние толстосумы женятся на семнадцатилетних. Ничего, дискомфорта не чувствуют, хотя юного тела и переизбытка гормонов у них точно нет!

На этой мысли не могу сдержать улыбку, и Барсина вновь напускается на меня.

— Ну чего ты улыбаешься? Ничего смешного я не говорю! Ты теперь царь, и у тебя должен быть наследник! Люди плохо реагируют, когда не видят четкого продолжения власти!

В трезвости мышления Барсине не откажешь, и смысл в её словах, определённо, есть. Вот только заниматься этим серьёзно у меня нет ни желания, ни времени, поэтому, ещё раз пообещав подумать, я аккуратно подталкиваю «мамочку» к выходу.

Шаг за шагом, незаметно, и вот она уже на пороге, а я, словно только сейчас увидев это, начинаю прощаться.

Раскусив мой манёвр, Барсина нахмурилась, но ничего не сказала. Попрощавшись и напомнив мне ещё раз про братьев, она ушла, а я, честно скажу, вздохнул с облегчением. Барсина, уж точно, не чужой мне человек, и я даже по-своему её люблю и ценю, но выносить её долго для меня — дело нелёгкое!

* * *

Выпроводив Барсину, понимаю, что отдыхать уже некогда, а надо садиться за стол и работать. Там меня уже ждет целая гора свитков с теми законами, что на сегодняшний день действуют на территории Великого царства.

Всю эту гору надо как-то просмотреть и составить из этого единый судебник, по которому в будущем будут судить назначенные мною судьи. Это надо сделать как можно быстрее, ибо порядок определяет крепость государства. Если в каждом городе судят по-разному, то и общего царства из этой территории никогда не создать, никакая сила оружия не поможет.

Едва сажусь за стол, как в проеме вновь появляется Арета.

— К тебе Эвмен, мой царь! Пускать?

Молча киваю ей, мол, конечно, пускай. Дело идет уже к вечеру, и визит моего премьера довольно неожидан.

Вскидываю взгляд на входящего грека: мол, что-то случилось? Тот понимает меня правильно и сразу же пытается объясниться.

— Ничего серьезного, мой царь! — Он мягко улыбнулся. — Но твое решение нужно прямо сейчас!

Откидываюсь на спинку кресла и показываю Эвмену на такое же напротив, мол, присаживайся, я готов слушать.

Кстати, оба кресла совсем недавно сделаны по моему спецзаказу и моим чертежам, поскольку здесь нет ни стульев, ни кресел! Чего удивляться, если люди едят лёжа! Максимум, что тут можно найти, — табурет, а просидеть без спинки несколько часов тяжеловато даже для моего юного тела. Поскольку мне теперь часто приходится помногу писать, я озаботился новой мебелью, благо хороших плотников я вожу с собой.

Эвмен в моем кабинете не первый раз, но к новой манере вести разговор сидя еще не привык. Это смешно, но греки — как лошади: либо стоя, либо лежа, по-другому не умеют!

Под давлением моего взгляда Эвмен все-таки опускается в кресло и через пару секунд начинает:

— Я бы не стал тебя беспокоить, мой царь, в столь неурочное время, но завтра уже может быть