Обратный отсчет: Синтез - Токацин

искусственно — здесь, в лаборатории Лоуренса, это очевидно последнему кирпичу в старой стене. Да, работа с этим веществом требует осторожности — и двое погибших десантников и два взорвавшихся реактора могли бы это подтвердить, если бы обрели речь. Никто не спорит, что техника безопасности необходима. Но формы, которые она принимает… Я постараюсь переслать вам один очень полезный состав. Он смягчит действие химикатов на кожу и слизистую. Средство старое и уже подзабытое, но в связи с ужесточением мер безопасности мне пришлось опробовать его на одном из лаборантов. Конечно, его не купали в дезактивирующем растворе, но испарения от непромытой униформы серьёзно ему повредили. Средство по-прежнему работает; перешлю при первой же возможности.

Что же касается причин нагнетания… У меня неприятное чувство, что из ирренция сооружают новое «сверхоружие», орудие всеобщего запугивания. Это было бы более чем неприятно для всех нас — и, я полагаю, для вас тоже. Я не хотел бы, чтобы мои исследования использовали для создания очередной бомбы — этого добра в мире и так хватает. Свойства ирренция располагают к именно такому его использованию, — крайняя токсичность и радиотоксичность, сверхпроникающее излучение заражающего действия, влияние на нервную систему… Но я надеюсь, что разум восторжествует.

Теперь я перейду к более приятной теме — к исследованиям «тяжёлых драгоценностей», как коллега Рохас называет новооткрытые элементы. У них обнаружены металлические свойства; вы верно подметили их сходство с золотом и серебром — наши радиохимики это подтверждают. Коллега Кейзи добился разрешения на переработку ирренциевого кристалла и получил несколько миллиграммов новых металлов. Более тяжёлый уже получил условное название «констиум» — по химической инертности он похож даже не на золото, а на инертные газы. Более лёгкий, к смущению и радости коллеги, был назван «кейзиумом». Сомневаюсь, что это войдёт в официальные издания именно в таком виде, но названия, даже временные, сильно упрощают работу.'

Гедимин задумчиво кивнул. «Констий и кейзий,» — повторил он про себя. «Кейзий. Если бы Майкл был жив, могли бы назвать в его честь.»

— Sata! — крикнул Линкен, повернувшись к сармату. Тот бросил рацию в карман и поднялся на ноги. Температурные датчики печи показывали именно то, что он ожидал увидеть, — пора было браться за работу.

Гедимин развернулся к Иджесу и Хольгеру и жестом позвал их к себе. Четверо сарматов собрались у печи. Лаборанты сунулись было к ним, но их оттеснили. Гедимин повернул рукоятки пресса так, чтобы всем было удобно подойти к ним. «Давление должно быть достаточным,» — он ещё раз прикинул про себя необходимое усилие. «Получится. Раньше получалось.»

…Урановые пластины — остатки сферы «первого цикла» — остывали под вытяжкой, прикрытые защитным полем. Гедимин перебрался за стол Хольгера, чтобы следить за ними, и химик уступил ему место и принёс себе второе кресло.

— Значит, то, что они называют кеззи… кейзием, образуется при сигма-распаде, — Хольгер задумчиво рассматривал экран смарта — Гедимин позволил ему прочитать письмо Конара. — Выходит, что сигма-квант — нечто, поглощающее как минимум пять протонов и двенадцать нейтронов. Бор-семнадцать? Исключено, он засветился бы на всех снимках.

— На снимках ничего нет, — напомнил Гедимин. — Сам посмотри. Никаких продуктов распада. Ядро кейзия и красная вспышка. Больше ничего.

— Подождём, пока они пронаблюдают омикрон-распад, — сказал Хольгер. — Насколько я понял — редкое явление.

— Определённо, его можно подтолкнуть, — задумчиво сощурился Гедимин. — Им зря не разрешают экспериментировать.

— И всё-таки странно, что констий и кейзий настолько стабильны, — Хольгер недоверчиво покачал головой. — Всё время кажется, что где-то вкралась ошибка…

Он выключил смарт и протянул Гедимину. Позади недовольно фыркнул Линкен. Гедимин, удивлённо мигнув, повернулся к нему, — только сейчас он заметил, что взрывник стоит у стола.

— Констий и кейзий? Что это значит? — спросил Линкен. — У этих слов есть смысл?

— Не дочитал? — хмыкнул Гедимин. — Кейзий — по имени радиохимика. «Констий» означает постоянство и неизменность. Это древний язык, сейчас на нём не говорят.

— Мартышечьи названия! — Линкен поморщился и провёл пальцем по шраму на затылке. — Они всюду суют свои слова. Зачем ты их сюда притащил? У нас есть свой язык. Почему не дать свои названия?

Гедимин мигнул.

— Какой в этом смысл?

— Это новые металлы. Их обнаружили на днях. Ты сам мог их найти! — Линкен ударил кулаком по столу, и Хольгер вздрогнул и сердито сощурился. — Мы сами их изучаем. Какое тебе дело до чужих химиков и древних языков⁈ У нас есть свой. «Постоянство и неизменность»? Речь о том, что он не распадается? «Aperanu» — то, что разваливается на части. «Yi’peranu». Вот правильное название.

Гедимин внимательно посмотрел на взрывника. Тот широко усмехался, и его лицо совсем перекосилось, — рот съехал набок. Ремонтник быстро отвёл взгляд и покачал головой.

— У новых металлов есть правильные названия. Другие не нужны.

— Именно, — кивнул Хольгер. — Вот когда ты откроешь что-нибудь новое — называй его любым словом на любом языке.

— Тебе не нравится название? — растерянно мигнул Линкен. Смотрел он при этом на Гедимина, к Хольгеру повернулся боком.

— Я тебя вообще сюда не звал, — ремонтник сузил глаза. — Ты мешаешь. Иди… к Константину.

Линкен вздрогнул и растерянно замигал.

— Атомщик, это уже глупость. Мы с тобой не ссорились… так сильно. Помнишь, я не стрелял в тебя?

— Будет приказ — выстрелишь, — буркнул Гедимин. — Иди к своему командиру.

Линкен остался на месте, только глаза из белесых стали свинцово-серыми.

— Хольгер тоже признал Константина командиром, — тихо сказал он. — Но вы поладили.

— Очевидно, Хольгер искупил свою вину удачной диверсией, — фыркнул незаметно подошедший Константин. Шрамы от взорвавшегося фэнрила стали тонкими и побелели, но их ещё можно было заметить — поблескивающие полоски покрывали щёки и лоб сармата и кое-где шли внахлёст.

— Это был несчастный случай, — ровным голосом произнёс Хольгер.

— Да, что же ещё, — Константин провёл ладонью по щеке. — Фэнрил только и