"Фантастика 2025-123". Компиляция. Книги 1-32 - Александр Сергеевич Конторович

Я слабо покачал головой.

— Мне нужен Хокмун.

Мое лицо выразило почти искреннее сожаление.

— Ну, извини.

Морда исчезла, кусты сдвинулись, и большое тело прошелестело в отдалении по мокрой траве. Я перевел дух и вспомнил, что я — волшебник.

Шум куда громче того, что издавало при своих перемещениях чудовище, послышался с другой стороны полянки, так неосмотрительно выбранной нами для ночлега. Я с ужасом обернулся.

Ломая ветки, на поляну продрался лохматый блондин с нехорошими глазами и недельной щетиной на опухшей физиономии. В его лоб неизвестно зачем был вживлен круглый черный камень. То есть, это, конечно, мне неизвестно, а на самом деле тут мог быть какой-то посторонний смысл. Парень вроде бы не имел никаких враждебных намерений.

— Хокмун? — во внезапном озарении спросил я его.

— Яволь, — растерялся тот. — Их бин Хокмун.

— Тебя тут искали.

Я махнул рукой в том направлении, куда скрылся его первый утренний гость. Хокмун недоуменно посмотрел на меня и послушно поплелся через поляну. Он скрылся в мокрых кустах, и почти сразу же оттуда донеслись торжествующий звериный рев, вопли на немецком языке и все те звуки, которые обычно сопровождают хорошую драку. Я поспешно растолкал Звенигора, мы сгребли скудное имущество бивака в походный мешок, прихватили под уздцы лошадей и очень быстро и тихо исчезли.

* * *

— Скажи-ка мне, Звен, саламандры бессмертны?

— Нет.

За сдержанной сухостью этого ответа я уловил все комплексы и разочарования не наделенных бессмертием народов Волшебной Страны.

— Мы живем даже меньше, чем вы, люди. Истрачиваем себя в огне. Такова специфика образа. Редкий саламандр доживает до шестидесяти лет, может быть, только ведущий исключительно аскетическую жизнь.

Мы пробирались жарким сентябрьским полднем по краю брошенной деревни. Грохотали цикады в высоком бурьяне, плети дикого винограда карабкались вверх, скрадывая своей насыщенной багряной красотой рассыпающуюся кладку домов, на изгородях, подставив солнцу бронзовые спины, грелись неподвижные сонные ящерицы. Внизу, у подножия холма широкий изгиб делала река. Я подозревал, что это — один из последних проблесков бабьего лета, краткая пауза ничегонеделания, позволяющая расслабиться во время Приключения. После Создателя самым большим в природе энергопотенциалом обладает земля, но, в отличие от Люитена, она щедро делится со всяким, кто пожелает взять. Расслабленно покачиваясь в седле, я одновременно пополнял запас душевных сил. Время собирать камни. Путешествие обещало приключения, которые могли потребовать всей возможной самоотдачи, решительных, быстрых и верных действий. Я был слишком образован, чтобы не знать: ничто не берется ниоткуда, и у всего есть свой источник. Поэтому в благодатный полдень, пока не происходило ровно ничего, я запасался впрок и одновременно подбирал материал для своей Огненной книги.

— А магия у вас есть?

Звенигор покачал головой.

— Как же так? — искренне изумился я. — Самый, можно сказать, загадочный народ Волшебной Страны, и на тебе! Нет магии? Звен, ты меня морочишь.

Сказав, я уже знал, что несправедлив к другу. Волшебные существа не владеют магией, поскольку не обладают собственной энергетикой. В сущности, они сами являются плодом магии. Они способны быть посредниками при ее явлении, как, например, гномы, создающие общепризнанные волшебные артефакты, но они никогда не были ее источниками. Они способны лишь брать, и только люди могут отдавать свое.

— Ты любил своего отца? — вдруг спросил Звенигор.

Я изумленно обернулся. Я полагал почему-то, что только я сам здесь задаю вопросы, однако выяснилось, что и саламандра интересуют какие-то аспекты личных отношений.

— Конечно, — искренне ответил я. — Но, понимаешь, я слишком мало его знал. Мне было только шесть лет, когда этот, — я свирепо ткнул пальцем в небо, — потребовал отца в свою Облачную Цитадель. Как ты знаешь, ему не противятся. В сущности, вместо живого отца я знал героя Белой книги. Почти канонизированную легенду.

— Не очень-то дружелюбно ты настроен к Люитену, верно?

— Верно, — жестко обронил я. — Одно время я его бешено ненавидел. Мне казалось, что такая значимая фигура не имеет права быть настолько бестактной, равнодушной и жестокой. Потом… потом мне стало его немного жаль. Звучит глуповато, правда? Но я думал, что его, в сущности, никто искренне не любит. Сильных не любит никто, я имею в виду — таких сильных. Им говорят: «Господи, дай!» И редко кто вспомнит: «Господи, спасибо!» И если он не любит, скажем, человечество, то разве человечество, по чести, не отвечает ему взаимностью? Ну кто способен честно, просто так, бескорыстно, не авансом за обещанные блага, любить бога? Да психология у нас не та!

— Ты все это к нему испытывал?

Я кивнул.

— Ну а потом… Видишь ли, раз он создал небо и землю, тьму и свет, ненависть и любовь, Добро и Зло… Он ведь сделал и все это, — я обвел рукой вокруг себя.

Стрекот цикад на фоне тишины, блаженствующие ящерицы на камнях.

— И как-то незаметно я смягчился к нашему небесному карателю. Мне как-то пришло в голову, что если он вправе осуждать нас, то, наверное, и мы вправе судить его, а это уже какое-то подобие паритета. И кое-что он сделал чертовски здорово, правда?

— Я думаю о Златовере, — сказал Звенигор. — Для меня его слово непререкаемо. Я за него умру и убью. Он — источник моей жизни и моего права на власть. Но… иногда я думаю, что Златовер… не из тех, кто вызывает любовь.

Я обернулся, увидел, что Звенигор, наклонив голову, спрятал лицо, и догадался, что осознание этого факта до сих пор причиняет боль. Я не решился как-то комментировать его. Ситуация настоятельно требовала перемены темы на более легкомысленную.

— Звен, а эта ваша текучесть плоти при высокотемпературном воздействии… Я понимаю, это не магия, а физика. Ты любой облик мог бы принять?

Я ждал ответа с некоторым напряжением. Во-первых, я никогда еще не встречал существ, способных к перевоплощению, а во-вторых… Ну, если Звенигор в состоянии сам проектировать свою внешность, понятно, почему он выглядит таким красавчиком. Но саламандр мигом развеял мои иллюзии.

— Перевоплощение происходит в соответствии с жестко заданными параметрами, — объяснил он. — Я имею конкретный, вполне узнаваемый облик в ящеричном варианте, и, будучи человеком, тоже не мог бы выглядеть по-другому.

Я вздохнул, немного разочарованный. С одной стороны, от меня ускользнула возможность ознакомиться с магией перевоплощения, магией не саламандра, а огня, если бы она имела здесь место, с другой — из-за того, что некоторым от рождения даром дается нечто, впоследствии привлекающее внимание особ противоположного пола. Судя по моему личному, и, надо сказать, довольно-таки никакому опыту, девушки должны были прямо липнуть к таким, как Звенигор. Честное слово, их разочарований даже жаль. Или…