Фантастика 2025-152 - Екатерина Александровна Боброва

показалась лысая макушка. Потом обрамляющие ее седые волосы, высокий лоб, выпуклые, вечно слезящиеся глаза и мясистый нос. Ниже шли пухлые губы и рыхлый подбородок. На этом лице все было излишним. Даже уши. А вот ростом Барх не вышел. И чтобы не торчать одной головой из-за стойки он использовал высокий стул. На который сейчас и громоздился, отдуваясь. Возраст не щадил никого…

— Дружище, ты даже по ночам здесь работаешь, — попытался пошутить Герхан. Вышло не очень. Доброты на лице лавочника не прибавилось.

— Что у тебя? — буркнул он неприветливо.

Герхан уже проклял себя за то, что взял лишь лазурит. Камушек на огромном, из темного дерева прилавке смотрелся жалко. Лицо Барха скривилось, но долг торговца требовал соблюдения ритуала. Так что он заграбастал камушек толстыми пальцами. Шустро ощупал, глянул на свет специальной лампы и вернул обратно.

— Отличный же накопитель да, Барх?

Магистр сам себя ненавидел за эти заискивающиеся нотки, а еще за беспомощность… Все, что он мог сейчас — мечтать раздавить гадину. Это земноводное в человеческом обличье. Но если он убьет всех лавочников в округе, кто станет ему продавать выпивку?

Барх тяжело вздохнул. Оглядел своего ненавистного, хоть и постоянного покупателя. Прошлый век. Самомнения больше, чем воздуха, которым тот дышит.

— Ты же знаешь, Герхан, такие больше никому не нужны…

«Прошлый век» в очередной раз принес замшелую старину, не понимая, что эта замшелость только и годится, что пылиться на полках. Он и возится со стариком лишь из уважения к его прошлым заслугам.

— Сейчас в моде металлические накопители. Сталь. Или искусственные кристаллы. Ничем не хуже натуральных алмазов. Сам бы попробовал.

Герхан аж затрясся от такого предложения.

— Чтобы я… вот это… искусственное?

Так-то Барх и сам не очень любил прогресс — заморочно подстраиваться, но признавал его удобство. А уж натуралов вообще считал выскочками, много о себя мнящими.

— Ну как знаешь, — пожал плечами, катнул камень обратно и припечатал: — Не возьму. Полный шкаф таких. Никто не берет.

Полюбовался на застывшего от изумления старика. И ведь все прекрасно знает, но делает вид, что слышит впервые. Из него вышел бы отличный актер. Не лучше архимага. Но кому нужны таланты, которые живут прошлым и не могут быть полезны настоящему? Никому… Магия дарует им долгую жизнь, но толку-то? Мир слишком быстро меняется, чтобы они продолжали оставаться частью него.

Он отвернулся к стеллажу, прекрасно зная, что будет потом.

Робкое покашливание. Надо повернуться, удивиться, что посетитель еще здесь. Полюбоваться выражением смирения на его лице, под которым дрожит едва сдерживаемая ярость.

Н-да… любопытно было бы услышать, как костерит его сейчас старик. Все же раньше знали толк в ругани. Не то, что сейчас. Сплошные запреты. Правду сказать: «жирная старуха» нельзя — могут и штраф впаять. И слова-то какие пошли: личное пространство, самоопределение, равноправие. Плюнуть в спину — дискриминация, унижение. В морду дать — нанесение телесных повреждений. А раньше, как было? Кто кого на землю повалит — того товар и лучше. Кто кого переорет на улице — тот лучший продавец. Не понравился покупатель — послал подальше. Тот в ответ обматерил по батюшке. Разошлись довольные собой… Каждый пар спустил.

А теперь?

Все в себе. Все с улыбкой. Иначе отзыв напишут. И этими… отрицательными комментариями завалят… Сеть, чтоб ей саму себя пожрать. Никакого житья простым честным лавочникам от нее не стало.

Если бы не такие вот клиенты… Давно бы разорился.

— Ладно, — он сам себя великодушным почувствовал, — три бутылки.

— Согласен, — торопливо закивал головой старик.

Барх отточенным движением смахнул, не глядя, камень себе в карман. Нагнулся под прилавок и вытащил оттуда три бутылки из темного стекла. Поставил. Задумчиво посмотрел на мага. Тот уже забыл о его существовании — тщательно сдерживая суету в руках, рассовывал бутылки по карманам. Во взгляде читалось нетерпеливое предвкушение…

Барх тяжело вздохнул и, удивляясь собственной доброте, добавил пару мелких монет.

— У Агли сегодня пирожки удались. Загляни к ней по пути. Попробуй.

Герхан завис на пару мгновений, хлопая глазами, потом кивнул, криво улыбнулся, отступил, отказываясь, но Барх это предвидел. Махнул рукой — монеты слетели с прилавка, прилипнув к рукаву сюртука.

— С рыбой, — настойчиво повторил он, — и с яблоками. Под вино отлично пойдут.

Архимаг сердито нахмурился, серые брови встопорщились двумя щетками. Через мгновенье разъяренно хлопнула дверь, и лавка опустела.

Барх понимающе пожал плечами, хмыкнул:

— На здоровье, соседушка, — и подтянул себе книгу — записи он вел по старинке — внести принесенное.

На какое-то мгновенье Герхан позабыл обо всем, кроме душащей его ярости.

Ему!

Архимагу!

Герою воины «Меча и пара» дали монеты, как милостыню какую.

Покарать всех виновных! Сжечь! Заморозить!

Он завернул за угол и замер, наткнувшись на аромат свежей сдобы. Сглотнул, ощущая, как желудок тянет от голода.

— И, правда, с яблоками, — пробормотал, прикипая взглядом к вывеске с булками и хлебом.

— Никто же не увидит, — усомнился он в собственной стойкости.

— И, может, камень стоил чуточку дороже. Вот и докинул, — нашел верный аргумент изменить своим принципам маг.

Ноги сами свернули к булочной.

Глава 2

— Ты должна ее вернуть!

Крик жены болью разнесся по побережью. Потонул в сердитом шепоте волн. Был осмеян пронзительным воплями сорвавшихся с дюн птиц.

Фильярг, подобравшись, смотрел, как напротив того места, где стояла Юля, вырастает волна. Пенится шапкой. Нависает угрожающе.

«Не вмешивайся, — сказала Юля ему перед тем, как спуститься с дюны, — это между нами».

Как тут не вмешивайся⁈ Фигурка жены казалась ничтожно маленькой напротив зелено-синей громадины.

— Она тебе не принадлежит! И то, что ты помогла ей с рождением, не дает тебе право распоряжаться ее судьбой!

Упрямая! Спорит с той, что с легкостью убьет. Фильярг одновременно чувствовал дикий страх за жену и гордость.

Огонь отказал. Даже разговаривать на эту тему не стал, хотя они пытались. Все. По очереди. Вода хоть согласилась поговорить.

— Пусть так! Но хотя бы скажи, где она? Не прячь ее от нас! А если ей нужна помощь? Она еще маленькая совсем!

Вода раздраженно шипит в ответ. Бурлит, негодуя. Настаивает на своем.

И жена, он это видит, машет на нее рукой. Обреченно так.

— Она была твоей любимицей! Готова на все ради вас. Четверых! Пойти против семьи. Приняла тебя первой. А ты… предала ее. Вы все ее предали…

Волна застывает. Ветер срывает с нее пенистую шапку. Рычит. Бьется в упругую преграду. Гонит по небу серые — клочками — облака.

Жена поворачивается к морю спиной и, тяжело ступая,