Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

сейчас — Южная станция. Если нас обесточат, а технически, это, к сожалению, возможно, потому что Васильев не на нашей стороне, то тогда всё. Даже если реактор вдруг — что маловероятно — выдержит такой аварийный останов, то тут куча другого оборудования, которое хорошо, если просто выйдет из строя, а не взорвётся. Но в любом случае на вторую попытку у нас… у тех, кто останется в живых после этого, времени уже не будет. Уровень опускается слишком быстро.

Павел взъерошил волосы, вздохнул, и Борис увидел, как его друг устал, чертовски устал, от этого груза ответственности, который прёт на себе — не потому что ему нравится быть первым, а просто потому что никто другой это не осилит.

— Не дёргайся, Паша, — Борис улыбнулся и, поймав Пашкин взгляд, подмигнул ему. — Сделаем мы всё, как надо. Будет тебе и Южная станция, и Совет я тебе поднесу на том самом блюдечке. Ты, главное, дуру свою атомную запусти. А я… что-то я и правда того, распустился. Хуже бабы разнылся. Ничего, прорвёмся.

Их глаза встретились, и Борис поймал себя на мысли, что видит сейчас не уставшего взрослого мужика, а того мальчишку, веснушчатого, с задорными вихрами, который когда-то шагнул к нему и протянул руку, доверившись и положив начало чему-то непостижимому, светлому, сильному. Их дружбе. Которая выстояла, не сломалась и теперь ведёт их двоих вперёд.

— Борь, ты… я, может, резковато… Наверно, я не имел права тебе всё это говорить, — Павел вдруг смутился, нахмурился.

— Да пошёл ты! Ещё не хватало, чтоб ты извинялся, — хмыкнул Борис, ему вдруг стало легко на душе — он понял, почувствовал, что демоны, которые отравляли его изнутри, скукожились, превратились в мелких безобразных червяков, и только-то и осталось — раздавать их одним движением. — Ты бы лучше перед парнем нашим, Кириллом, извинился. Пацан тебе в который раз жизнь спасает, а ты всё орешь на него.

— Увижу, извинюсь, — буркнул Павел. — И ты туда же. Анна, Маруся, ты вот теперь… защитники, мать вашу.

Он ещё хотел что-то сказать, но не успел — дверь опять распахнулась, и на пороге появился Алёхин. Бледный, в разорванном кителе, на щеке царапина.

Павел и Борис синхронно поднялись с мест. За разговором они почти забыли, что там, наверху сейчас идёт бой.

— Ну что? — выдохнул Павел.

Алёхин посторонился, пропуская человека, стоявшего позади.

— Володя! — Павел выскочил из-за стола. — Получилось?

— Здравствуйте, Павел Григорьевич, — устало проговорил полковник, подавая Пашке руку. — Блокада прорвана. На Южной, по последним сведениям, ещё идут бои, но большая её часть уже под нашим контролем. Жду дальнейших распоряжений.

— Получилось, чёрт! — Савельев пожал протянутую Долининым руку и, не выдержав, притянул его к себе, крепко, по-мужски обнял. — Получилось! Спасибо тебе, Володя.

Глава 12. Сашка

Со стены на Сашку смотрела развязная блондинка, изогнувшаяся в бесстыдной призывной позе. Она кого-то напоминала Сашке, но кого — он никак не мог понять. Кроме узкой кружевной полоски трусов, которые больше показывали, чем скрывали, на блондинке ничего не было, и в Сашке, помимо воли, проснулось стыдное и томительное желание — молодой организм среагировал, как надо. Ему даже не понадобилась «тяжёлая артиллерия» в виде разбросанных на тумбочке и кушетке журналов, за глянцевыми обложками которых скрывалась уже не просто лёгкая эротика (Сашка не удержался, быстренько пролистал один и тут же отбросил), справился и так, и от этого Сашке стало особенно муторно и тошно.

В общем, с определённой точки зрения этот хам Некрасов, заведующий лабораторией, был прав. Делов-то. Заполнить баночку материалом и отдать её невозмутимой и безразличной женщине Аллочке, которая несколько минут назад бесцветным голосом инструктировала его, равнодушно описывая порядок действий и, казалось, совершенно не замечая его пунцовеющие щёки. Может, и правда — сделать и отвязаться, Верховный его отпустит, и у Сашки ещё будет время заскочить до обеда домой, исправить непростительную оплошность.

При мысли о своей утренней ошибке весь настрой мгновенно пропал.

Такой ерунды с ним давненько не случалось, Сашка с детства отличался педантичностью и аккуратностью, и чтобы он чего-нибудь забыл — да такие случаи в его жизни по пальцам можно было пересчитать. И вот сегодня был как раз такой случай.

Сашка никак не мог взять в толк, что с ним в последнее время происходит. Почему его мысли, обычно ровные (прямые, как, смеясь, говорил Марк, а Кир фыркал — скучные), сейчас вдруг скакали галопом, выделывали немыслимые пируэты, то неся его вперёд, то возвращая в прошлое, но так или иначе замыкаясь на одном человеке, причём на человеке, с кем у Сашки не было и не могло быть ни единой точки соприкосновения — на Вере.

Он и сегодня утром думал о ней, собираясь на работу, хотя нет, думал — слишком громко сказано, скорее наоборот, перебирая в памяти события вчерашнего вечера, он то и дело старался оттолкнуть от себя образ этой странной девушки, которую он никогда не понимал и никогда не любил. Но, даже когда он чистил зубы, застёгивал пуговицы на рубашке, надевал приготовленный с вечера пиджак, причёсывался перед зеркалом, словом, совершал незамысловатый и привычный утренний ритуал, перед его глазами то и дело вставало её лицо, косы эти дурацкие, туго заплетённые, которые ей совсем не шли, а в ушах звучал Верин голос, резкий и решительный, как у генерала на плацу. И Сашка сразу терялся, мысли его путались, сбивались, и он сам путался вместе с ними. Так что ничего удивительного не было в том, что он забыл фальшивый спецпропуск, выписанный на имя Веры, на столике в прихожей.

Накануне Сашка решил, что пропуск нужно уничтожить. И не просто выкинуть дома (здесь могли заметить горничные и доложить об этом Анжелике), а отнести в офис — там, в приёмной стоял шредер, пара секунд и маленький пластиковый прямоугольник превратится в ворох длинных полосок, на которых уже ничего нельзя будет различить. Мысль была абсолютно здравой, но вот чем Сашка думал, когда выкладывал этот спецпропуск на столик, это, конечно, вопрос. И о чём думал, вернее, о ком.

Сашка глубоко вдохнул и в попытке успокоиться перевёл взгляд на плакат. Пухлые губы блондинки были приоткрыты, обнажая мелкие ровные зубки. Не улыбка, а оскал какого-то мелкого хищника, вроде ласки или хорька, и Сашка неожиданно понял, кого ему напоминает эта девица — Оленьку, та тоже вот так приоткрывала рот, откидываясь на подушку, когда они с ней…

При мысли об Оленьке у Сашки пропало и последнее желание. Он с отвращением