Барон Дубов. Том 3 - Михаил Капелькин

— Однажды придёт время отдавать нашу дочь замуж, Вова. И что-то мне подсказывает, что ты скажешь тоже самое даже про Светлейшего князя, лишь бы не отдавать Василису никому.

Князь промолчал и уставился в окно. Внизу по дороге ползла гирлянда огней — жители добирались домой.

— Если верить письму нашей дочки, то этот барон весьма учтив и не позволяет себе лишнего. К тому же, у него большой… потенциал, — со смешком закончила она.

Князь фыркнул:

— Знаешь, что мы называли «потенциалом», когда учились в академии?

— Конечно. Ведь не обладай ты солидным потенциалом, я бы за тебя не вышла, — промурлыкала Ольга. — Думаю, ты зря волнуешься. Этот Дубов напоминает тебя в молодости: такой же горячий и лезет в любую потасовку. Но моё материнское сердце чувствует, что рядом с ним наша дочь в безопасности. Вот, сам убедись!

С этими словами жена князя встала и подошла к мужу, взяла его большую ладонь в свои руки и положила на грудь. Она знала, что вспыльчивого мужа можно успокоить только так. Сработало и в этот раз, и он принялся мять обеими ладонями прекрасный бюст жены.

— Да, но… — бормотал князь, почти потеряв нить разговора. Кровь из головы экстренно перетекала в другое место. — Я не доверяю ему. Хочу лично познакомиться. Собирайся, мы летим в Пятигорск.

— Прямо сейчас? — обиженно произнесла Ольга и надула пухлые розовые губки. Затем переместила одну из рук князя себе под юбку, одновременно прижимаясь к его мокрому телу.

— Чёрт, — прорычал Владимир. — Ладно, но через пару часов…

С этими словами они впились друг другу в губы, и муж повалил свою жену на шезлонг. Который тут же сломался под ними, но семейную пару это ничуть не остановило.

* * *

Сюрикены в груди опять адски болели и раны снова начали кровоточить, несмотря на целебную мазь и зелье регенерации. Но ничего поделать с этим я сейчас не мог, телу нужен отдых. Только пока есть дела важнее.

— Пшла! Пшла! — подстегнул я коня в очередной раз.

Жеребец всхрапнул и снова ускорился.

— Тебе бы самому помощь не помешала, — оглянулась медсестра. Её густые каштановые волосы развевал ветер. — Выглядишь паршиво, а эти звёзды — ещё хуже.

— Знаю. Как он там?

— Делаю что могу. Очистила раны, смазала их целебной мазью, но этого мало. Пытаюсь влить в него немного целительной энергии, чтобы запустились регенеративные процессы, но… он не принимает её.

— Он что… — я сглотнул мигом загустевшую слюну. — Мёртв?

— Нет, — едва слышно сказала медсестра, — пока нет. Но жизнь едва теплится в нём. Щенку не больше пары недель от роду, даже глаза ещё не открылись. Боюсь, мы можем не успеть.

— Давай, гнедой, давай, — шептал я коню. — Если успеем, найду тебе лучшего овса и самую горячую кобылу!

— Все мужики одинаковые… — покачала головой девушка.

А нам что? А нам и нормально! Вон и конь будто понял меня и с удвоенной энергией застучал копытами по тропе.

Только звёзды освещали путь. Ночь стояла ясная и безлунная, чёрные громады гор с серебристыми шапками снега одна за другой сменяли друг друга — так быстро жеребец нёс нас вперёд. Дробно стучали копыта, ветер свистел в ушах, в нос забивались волосы медсестры. Её, кстати, звали Оксана. Познакомились по дороге.

На полном скаку мы преодолели крутой перевал и выскочили на стоянку, на которой в прошлый раз нас высадили из автобусов. По краям ровного, как стол, пространства росли чахлые кустики. В прошлый раз автобусы с пыхтением забирались в гору целый час. Конь же спускался по широкой дороге с огромной скоростью. В нём точно не обошлось без мутантской крови.

Обычный жеребец давно бы уже сдох, а этот ничего, только всхрапывал иногда от натуги, но глаза горели, плоть источала интенсивный жар, от которого взмокли колени. Правда, жар был ещё в одном месте. Примерно там же, где упругая попка медсестры упиралась в меня.

После очередного поворота я издал радостный рёв.

— Ай! — возмутилась Оксана. — Прямо в ухо заорал.

Дорога петляла внизу, опускаясь с крутого, покрытого лесом склона. А в нескольких километрах светилось множеством огней огромное здание академии с центральным шпилем. Он тонул в черноте неба.

Я никогда ещё не был так рад учебному заведению.

— Скоро мы будем на месте! — весело проорал я девушке. — Как он? Осталось совсем чуть-чуть!

— Плохо, Коль! Он, кажется, не дышит…

— Тогда приготовься, — прорычал я. — Сейчас будет громко.

Дорога упиралась в небольшие ворота в одном из глухих уголков академии.

— Дорогу! — проорал я так, что птицы с деревьев вспорхнули.

Когда до ворот оставалось метров пять, я швырнул в них молот, напитав его остатками своей маны. Взрывом ворота разнесло в щепки, и через их облако мы пронеслись на полном скаку. Я закрыл рукой голову Оксаны, которая наклонилась, защищая волчонка.

— А кто чинить будет? — орал вслед заспанный сторож.

— Я заплачу! — крикнул.

Мы ворвались в парк и поскакали напрямик к зданию академии. Туда, где было крыло лазарета. Конь со всего махну перепрыгивал небольшие пруды или взбегал по мостикам. Кусты не замечал вовсе, а редкие деревья оббегал. На нашем пути встречались парочки воркующих студентов, а некоторые и вовсе от воркования перешли к делу. Над одной такой мы в буквальном смысле пролетели. Девушка от испуга резко дёрнулась, а парень схватился за причиндалы и завыл.

Больно, наверное.

Через считанные мгновенья я распахнул дверь лазарета, вбегая внутрь с волчонком на руках. За мной мчалась Оксана, взмокшие волосы налипли ей на лоб. Фельдшер Пётр Васильевич сидел за столом, но подскочил и чуть не проглотил трубку от испуга.

— Черти тебя дери, Дубов, — завопил врач. — Нельзя же пожилых людей так пугать! Стучаться надо!

— Некогда, — отрезал я, кладя перед ним бездыханное тельце.

Фельдшер всё понял по моим глазам, кивнул и забрал щенка. Вместе мы вошли в небольшой кабинет с яркими лампами, кафельными стенами и железным столом посередине. Ещё была пара тележек с металлическими подносами и инструментами. Пётр Васильевич положил щенка на стол и стал его щупать и осматривать.

— Обширные повреждения внутренних органов… — бормотал он, а я стоял,