На границе вечности - Роман Викторович Титов

малейшей надежды на то, в чем я даже самому себе готов был признаться не сразу. Ведь если Батул в действительности сумел каким-то чудом спастись, насколько велики шансы, что и мама тоже осталась жива?

«Не может быть!» – уловив последнюю мысль, воскликнула соседка.

«Лучше молчи».

«Ты это не серьезно! Я в это не верю!»

«Ни слова, Ра!»

«Да как ты можешь быть таким слепым?! Он же попросту над тобою издевался! Очнись, Сети! Уж я-то знаю о смерти больше, чем кто-либо, и говорю: Батул Аверре не мог выжить, будь он хоть трижды великий лейр. ЭТО НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!»

Яростные возгласы Ра, звеневшие в голове, причиняли новую боль, с которой мне уже попросту было не справиться. Я вскочил на ноги и взревел:

– Тихо!

Волна, прошедшая сквозь меня заставила содрогнуться корабль. Мелкие предметы взмыли в воздух и разлетелись по углам. Эйтн, сидевшая рядом, с изумлением подняла взгляд. Краем сознания я представил, насколько безумным, должно быть, кажусь ей, но ничего не мог с этим поделать. Внутренняя боль требовала выхода, и я не мог ее больше сдерживать.

– Тебе, Ра, не понять! – орал я, мечась по рубке, будто раненый зверь. – Тебе не понять, что значит потерять единственного человека, которого ты когда-то любил! Да и никто из лейров понять этого не сможет! А все потому, что у вас никогда не было настоящей семьи, а у меня была! Мама заботилась обо мне, любила меня, а я не дал ей того, что должен был дать сын! Так что если осталась хоть малейшая надежда, что Батул жив, я Галактику перетрясу, но отыщу его и выясню, знает ли он способ, как вернуть ее назад!

«Послушай себя, Сет! – в призрачном голосе Ра звучало неподдельное беспокойство. – Только вдумайся в то, что ты сейчас говоришь. Я знаю, боль способна толкнуть человека на немыслимые поступки, но то, о чем сейчас думаешь ты больше похоже на безумие!»

– Даже если и так, ну и что? Кто как не Адис Лейр все время твердят о том, что мы не все о нашем мире знаем? Ты сама говорила, что познавший истинную природу Теней, может получить силу, невероятную по-настоящему! А Батул как раз из той породы, что никогда не остановятся на достигнутом, и если в его руки мог попасть ключ к обретению бессмертия, то уж он бы непременно нашел дверь, которую им открывают!

«Я вижу, как в твоем мозгу рождаются идеи, одна безумнее другой. Ты жаждешь отыскать своего бывшего учителя во что бы то ни стало. Ты будто ребенок, Сети, – проговорила она с сожалением. – Ребенок, которого так легко обмануть. Этот тысячелетний пень сказал тебе то, что ты хотел услышать, и прочнее моего поселился в твоем милом темноволосом котелке».

Часть меня хорошо понимала, что в словах Ра имелась доля истины и что крайне опрометчиво вот так с бухты-барахты доверять малознакомому древеснику, особенно если он обладает недюжинными способностями проникать в чужой разум. Но вторая половина накрепко вцепилась в призрачную возможность заново обрести мать, а потому выбросить ее из головы казалось сродни самоубийству.

«Плевать на все, что кто-либо сказал. Мне все равно, что думаешь ты и Эйтн. Пусть все сказанное Ту’атом окажется ложью, но мы с тобой видели Батула в мыслях убитого, и если есть хоть малейшая вероятность, что он все еще топчет эту планету, я его найду. Найду и выясню всю правду, чего бы мне это ни стоило!»

«Что ж, – прозвучал тихий голос Ра, – поступай как знаешь. Я не буду пытаться тебя переубедить, но учти – если выяснится, что древесник все-таки солгал, я не перестану напоминать тебе об этом до самой смерти!»

Невольно улыбнувшись, я вдруг почувствовал, как боль начала понемногу отступать. Стало легче дышать, и в желудке расплелся колючий узел.

Вернувшись в кресло пилота, я ощутил запоздалый стыд из-за того, что Эйтн пришлось стать невольным свидетелем мой истерической выходки. Даже представить было страшно, что она теперь обо мне думала. Однако, сумев соскрести мужество в горстку, я повернулся к ней и сказал:

– Мне очень жаль, что тебе пришлось все это услышать.

– Не извиняйся, – откликнулась Эйтн, задумчиво уставившись в точку над панелью управления. – Я понимаю твое стремление найти моего дядю и даже в чем-то разделяю его, но я так же согласна и с той неведомой личностью, которая, судя по твоим ответам, считает слова древесника ложью и провокацией.

Слегка опешив от сказанного, я поинтересовался:

– Тебя это не пугает?

Оторвавшись от созерцания внутренней обшивки корабля, она перевела взгляд на меня:

– Что именно? Наличие в твоей голове подселенца? Нисколько. Я уже встречала подобное раньше.

– Серьезно? И где же?

Она не стала утруждать себя ответом, взяв в руки инфопад, и принялась делать в нем какие-то пометки.

Я было и впрямь решил, что это неважно, но меня осенило:

– Эксперименты Батула! – После чего содрогнулся: – Неужели он и этим занимался?

Мрачно глянув на меня, Эйтн сказала:

– Ты себе даже не представляешь, чем он занимался.

– Ну, тем больше причин его найти! – с жаром воскликнул я, едва опять не выскочив из кресла.

«О, Сети, это уже паранойя какая-то!» – между тем простонала Ра.

– На твоем месте, я бы так об этом не переживала, – возразила Эйтн. – Если дядя и в самом деле жив, как утверждает Историк, он сам отыщет тебя, рано или поздно.

Чуть поостыв и прижав седалище к сиденью, я спросил:

– С чего ты взяла?

– С того, – проговорила Эйтн тоном, каким объясняют прописные истины бестолковому ребенку, – что, будь я Батулом, сделала бы все, лишь бы тебе отомстить.

«Выкуси, Сети! – квакнула Ра, которую сей довод порадовал чрезвычайно. – Наконец-то нашелся достойный человек, способный урезонить такого упертыша, как ты! Знаешь, а она мне все больше и больше нравится. Не ожидала, что среди нормалов встречаются по-настоящему умные разумники».

С шумом выпустив воздух, я раздраженно стукнул кулаком по подлокотнику и проворчал в сторону Эйтн:

– Ты только что произвела впечатление на мою соседку.

Позволив себе чуть улыбнуться, леди Аверре царственно наклонила голову.

– Я польщена.

Оставалось лишь дивиться тому, как эти две дамочки умудрились объединиться против меня, даже не перекинувшись между собой ни единым словом!

«Ты этого не поймешь, Сети, даже если проломаешь голову сотню лет, –