Ехала карета по чёрному мосту - Ленская Ольга

иллюзией, выпрямился и схватил того за руку. Прозвучал выстрел – то ли непроизвольный, то ли парень всё же успел разрядить пистолет в стоящего перед ним внезапно ожившего мертвеца. Сергей вздрогнул, снова откинувшись на окно машины, но пуля не заставила его выпустить своего противника. Всё произошло мгновенно – навалившиеся на стекло два тела, вопль, перешедший в сдавленный хрип. На секунду перед Вадимом мелькнуло прижатое к стеклу лицо – неестественно распахнутые, стекленеющие глаза, кровавая слюна на искривлённых губах. Сергей разжал руки и тело повалилось к колёсам машины. Максим приоткрыл дверцу и наклонился к убитому. Когда он, оставив дверцу приоткрытой, снова сел рядом с Вадимом, тот увидел у него в руке пистолет.

Отошедший на пару шагов Сергей отогнул полу пиджака подкладкой вверх и вытер лицо. Вадим со смесью удивления и облегчения увидел, что оба глаза у того целы, но чуть выше виска виднелась широкая полоса содранной скользящей пулей кожи – видимо, шедшая из ссадины кровь и создала такую жуткую иллюзию. И всё равно, Сергей был ранен, пусть ему несказанно повезло и не одна из пуль не стала смертельной, но в том, что они всё же задели его, у Вадима не было сомнений – он прекрасно помнил, как вздрагивало отброшенное на машину тело, видел под расстёгнутым пиджаком пропитанную кровью рубашку.

Сергей же вёл себя как ни в чём не бывало, его движения не казались скованными болью, хотя лицо и выглядело измученным и смотрелось ещё более бледным из-за размазанной по щеке крови. Вадима удивляло и то, что Сергей продолжает стоять на обочине дороги, словно, убив одного из напавших, больше не опасается, что в него снова начнут стрелять. А ведь логичным и разумным было бы поскорее сесть в машину и попытаться убраться отсюда, пока длится это непонятное затишье.

Вадим посмотрел на застывшего рядом Максима в надежде увидеть на его лице подтверждение своих мыслей, но тот напряжённо наблюдал за Сергеем, одной рукой придерживая чуть приоткрытую дверцу, а в другой сжимая пистолет. Вадиму показалось, что оба чего-то ждут и что для них эта ситуация вовсе не была неожиданной. Более того, поведение Сергея было таким, будто он нарочно хочет, чтобы в него стреляли. Это не укладывалось в голове, но выглядело именно так, и, в то же время, Сергей вовсе не казался человеком, идущим на самоубийство. Хотя... Вадим вспомнил, кто перед ним. Разве может быть у маньяка психология нормального человека? Он невольно снова покосился на Максима – в конце концов, психолог... Но он, похоже, поведение Сергея воспринимал как само собой разумеющееся.

В этот момент Вадим почувствовал, как в его затылок вонзается внезапная и невыносимая боль, смывающая все мысли и ощущения, кроме одного – будто его голову пронзает ледяной стержень... или, не стержень, а луч... или – чей-то взгляд. Словно сам он уже не принадлежит себе и единственное, что он может, это, не сопротивляясь, принимать то, что видит его глазами кто-то чужой, слышать чужие мысли, чувствовать чужие ощущения.

Вадим стоял перед Сергеем, глядя в его глаза, кажущиеся сейчас необычайно глубокими, манящими, затягивающими, парализующими волю и оставляющими лишь непреодолимое желание погрузиться в их кажущуюся желанной бездну. И, в то же время, Вадим прекрасно знал, что сидит на полу в тесном, зажатом передним и задним сиденьями пространстве, касаясь щекой жёсткой обивки, ощущая под руками замусоренный пол, но...

...Их разделяли всего несколько шагов и капот машины. Вадим почувствовал, как его губы дрогнули в странной, кажущейся ему самому неуместной улыбке, услышал собственный голос, произносящий слова, смысла которых не понимал и про которые знал лишь, что они родились не в его голове. Но он произнёс их.

- Есть вещи, для которых время – не преграда, правда? Для них даже смерть не преграда.

- Я не понимаю тебя.

- Значит, ты и не должен понимать. – Вадим отчётливо слышал свой голос. Свой, и, одновременно, свершено незнакомый, чужой, говорящий непонятные ему слова.

- Что тебе нужно? – Лицо Сергея напряглось в болезненной усмешке.

- То, что осталось от твоей души. – Вадим едва не задохнулся от произнесённых им слов, не в силах поверить, что действительно сказал эту неприятную, холодящую душу бессмыслицу.

- А если от неё ничего не осталось?

- Тогда мне нужно это ничего. – Вадим чувствовал, что снова улыбается, но эта чужая, насильно раздвинувшая его губы улыбка причиняла ему почти физическую боль.

- Забирай. – Губы Сергея изогнулись, обнажая неестественно длинные, заострённые клыки, удивившие Вадима и, в то же время, совершенно не удивившие.

Он стоял напротив Сергея, глядя в его тёмные глаза, ощущая, насколько завораживающе-притягательна пустота этих бездонных зрачков, и насколько она опасна и ненасытна. И он позволил себе отдаться этому тёмному и опасному, желанному и губительному взгляду, погрузиться в него, скользить в его глубину – в делавшуюся всё более холодной и равнодушной бездну, в не имеющее границ мёртвое пространство, затягивающее всё сильнее, всё безнадёжнее...

Вадим сделал шаг к Сергею – и, в то же время, странным образом не ощутил движения в своём теле, продолжая сидеть на грязном полу, скорчившись между сиденьями. Однако он точно знал, что приблизился к Сергею ровно на шаг. И ещё один шаг – сделанный, и, в то же время, не сделанный им. Теперь они стоят, разделяемые только капотом машины, и жадная пустота тёмных глаз поглощает, растворяет в себе, превращает в ничто свою добровольную добычу, теперь победа Сергея уже очевидна. И в этот момент где-то в равнодушно-жадных вихрях Вадим почувствовал нечто – будто на самом дне пропасти, укрытое переплетением этих вихрей, бьётся что-то живое, источающее волны тепла, болезненно сжавшееся, когда он потянулся туда. Вадим явственно ощутил, как сжимает в руке горячий, пульсирующий комок.

Максим осторожно поднялся и пригнувшись, чтобы его заслоняли спинки передних кресел, сел на сиденье, не сводя глаз с вышедшего из ближайшей машины человека. Этот человек явно отличался от тех, с которыми они только что имели дело, и у Максима не было сомнений в том, кого он видит перед собой. Прекрасно сознавая, насколько бесполезен сейчас пистолет, он, тем не менее, сжал рукоять так, что побелели костяшки пальцев, и, стараясь усмирить бешено колотящееся сердце, смотрел на неторопливо приближающегося к Сергею высокого молодого мужчину с зачёсанными назад волнистыми волосами и неправильными, но тонкими и выразительными чертами лица, из тех, которые, раз увидев, уже невозможно забыть.

Сергей машинальным жестом провёл по щеке,