Ехала карета по чёрному мосту - Ленская Ольга

обратно тот, кто теперь за нами охотится. И по тому, как легко он подчинил себе этих отморозков с пистолетом, можно сделать вывод о его силе. Я, к примеру, не могу наводить морок так, чтобы эффект сохранялся в моё отсутствие. А те двое полностью порабощены, это заметно даже по их взглядам.

Сергей достал сигареты и усмехнулся.

- Не знаю уж, какие зомби у Ромеро, но что такое зомби в принципе, я знаю. Так вот, мы имеем дело с зомби. С вооружёнными зомби.

Максим взглянул за окно на отчётливо видимый в свете фар силуэт Вадима и повернулся к Сергею.

- Поясни, пожалуйста, что значит – «вывел», «вытолкнул». Прости за грубость, но из твоих… из ваших с Антоном слов можно сделать вывод, что мёртвые могут легко перемещаться из одного состояния в другое безо всякой реанимации…

- Нет, конечно. – В голосе Сергея послышалась едва заметная усталость. – Такое редко случается и не может произойти просто так. Чтобы вернуть только что умершего, нужен проводник… кто-то, вроде меня, или Антона. И нужно, чтобы у него с этим проводником была связь. И чтобы жизнь хоть немного, но теплилась… или что-то очень сильно держало человека на этом свете. Тогда может получиться. А, может, и нет. Понимаешь, таким образом возвращать умершего к жизни – всё равно, что спасать утопающего. Можешь вытащить его, а можешь и утонуть вместе с ним. По словам Антона можно догадаться, что они должны были утонуть, а вместо этого вернулись, да ещё и не одни. Вот мне и непонятно, откуда у того мертвеца появились жизненные силы, позволившие ему не утянуть их за собой, а, наоборот, выйти вслед за ними? И зачем ему я?

Некоторое время они молча курили. Наконец Сергей выбросил в окно окурок, искрой прорезавший по дуге темноту, и с досадой мотнул головой в сторону неподвижно сидящего вдалеке Вадима.

- Il me semble, ce petit douillet nous pose des problèmes!* – С чувством произнёс он.

- Что?

Удивляться уже не было сил. А, впрочем, чему удивляться? Сергей жил то ли в восемнадцатом, то ли в девятнадцатом веке, когда дворяне знали французский лучше, чем родной русский, а в том, что Сергей дворянин, можно было не сомневаться, достаточно взглянуть на его профиль или на руки. И если человек к чему-то привык, то, даже забыв давно эту привычку, в экстремальной ситуации запросто может автоматически к ней вернуться… И тут Максим внутренне вздрогнул – собственная мысль уколола, словно игла. Поведение Сергея впрямь было поведением живого человека, для которого нормальны такие вот спонтанные реакции.

- Sangdieu!**.. Он погубит нас, этот юнец. Пока я могу ему помочь, он меня боится, а поди надумает принять помощь, когда я захочу его сожрать… Кстати! Постой-постой… ты говорил, что он видел кладбище из своего окна. Где он живёт?

- На Школьной, возле садоводства.

- Dieu, où ça?*** Наверное, там, где я его высадил… - Сергей резко повернулся к Максиму. – А там ведь на самом деле кладбище! Вернее, оно там было. Когда-то, когда это место находилось далеко за окраиной города. Вадиму ничего не кажется, он видит то, что на самом деле было, но… Он видит сквозь время, Макс! Понимаешь? Сквозь время и – не своими глазами. Вместо привычной картины видит то, что видел на этом месте другой человек когда-то. Тот, кого он вытащил за собой. Прости, Макс, я не могу объяснить точнее. Скажи, он всегда жил там?

- Не знаю. Возможно.

- Кладбище, это... morbleu! Это большая помойка человеческих отходов, тел, душ... да, у душ тоже есть отходы. Представь себе, что значит жить на этой помойке, вырасти на ней... Говорят, что строить дома на месте кладбищ – кощунство. Но «кощунство» - это всего лишь слово, и привкус морального осуждения его не усиливает, а, наоборот, обесценивает, вынуждая забыть, что смысл этого слова - предупреждение об угрозе. Жить на кладбище – значит делиться своей жизнью.

- Сергей, ты представляешь, сколько народу живёт в этом доме? И в домах рядом? И сколько кладбищ вообще застроено…

- Я понимаю. Но не все живущие в подобных местах пропадают в переделку, в которую попал этот мальчик.

- Ещё недавно ты говорил, что не веришь в совпадения.

- Макс, я вообще ни во что не верю. У меня бы это и при желании уже не получилось. Но факт остаётся фактом.

- Подожди... Теперь у меня крутится что-то в голове. Вадим говорил про ров с покойниками и ворота с висельником. Ворота. Значит – окраина кладбища. Ров за воротами. Господи, как это… ёлки… а, скудельня!

- Peste! Чума…

- Здесь когда-то была чума?

- Была. Не то, чтобы очень страшная эпидемия, но для этого места довольно чувствительная. Sacrebleu! Ведь говорил ему Антон, не оглядываться! Я уверен, что говорил!

- Ты о чём?

- Сложилась картинка, Макс. Не целиком, но хоть что-то. Я понял, что произошло. Антон был в долгу перед Вадимом, который оказал ему услугу – а услуга, оказанная мёртвому, это серьёзно, очень серьёзно. На неё жизнь можно ставить, и не прогадаешь. Вот Вадим и поставил – невольно. И не прогадал. Когда он погиб под колёсами машины, Антон стал его проводником обратно, и для этого ему пришлось обменяться с ним кровью. И всё бы обошлось, если бы Вадим на этом пути не оглянулся. Этого нельзя делать. Ни в коем случае нельзя. Можно в последний момент всё-таки не суметь преодолеть границу и остаться за ней, а можно, наоборот, вытащить что-то, на что упал взгляд. Выросший на кладбище Вадим увидел человека, повесившегося на воротах этого кладбища во время чумы. Видимо, заразившегося и решившего не ждать мучительного конца. А, может, были и другие причины. И вот этот самоубийца вместе с Вадимом вернулся в этот мир. И не просто вернулся, а ещё и подтолкнул и Вадима, и его проводника. Ну, с жителями кладбищ ещё и не то может случиться…

Максим сжал ладонями ноющие виски.

- Знаешь, у тебя всё очень складно получилось. Кроме одного. Зачем этот самоубийца теперь гоняется за нами? Вернее – гоняет каких-то отморозков со стволами, которых превратил в зомби.

- Я не знаю. Не знаю.

Максим закусил губу. Ему хотелось поверить в то, что Сергей кажется обессиленным после всплеска эмоций, но на самом деле это выглядело иначе. Это выглядело так, будто рядом сидел мертвец.