Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

— И что же мне сейчас делать?

— Как что? Живи! Изменяй этот мир! Любой человек изменяет мир под себя и для себя.

— А потом? Потом я умру?

— Конечно умрёшь, ты же существо биологическое.

— Но мой разум? Матрица?

— Разум живёт вечно и ты будешь жить вечно, как и другие человеческие и не человеческие матрицы. И тот путь, что прошла твоя матрица, есть бесценный дар тебе от меня. Будет о чем вспомнить на досуге.

Глава 24

Я проснулся и долго размышлял об увиденном во сне.

— Это был точно сон? — спросил я у Флибера.

— Ты о чём?

— Я же сейчас спал? Спал и проснулся, да?

— Да. Что-то снилось необычное?

— Беседовал. Хм! С Богом, наверное. А правда, что наши миры закрыты коконом?

— Правда. Я же сам тебе говорил об этом. Это происходит одновременно с созданием первого параллельного искусственного мира.

— А кто закрывает?

— Оно само закрывается.

— Но ведь Коля Пеньков перемещался по мирам?

— Нет, он по мирам не перемещался. Я бы знал.

— А торсионные связи?

— Это же просто информационные потоки. Его матрицы были связаны, чтобы усилить ту, которая противостоит тебе.

— М-м-м… А челнок?

— Что челнок?

— Как он тут оказался?

— А где он должен был оказаться?

— Ну… Где вы с пришельцами воевали? Там!

— С чего бы это? Ты с основной матрицей здесь, значит этот мир — первый. Главный. Закрыты оболочкой другие миры. Они, как бы — опухоль в теле этого мира.

— Ничего себе сравнение!

— А как тебе ещё объяснить?

— Значит, проникая сюда, другие могут проникнуть в другие миры?

— Без меня не могут, — снова сказал Флибер. — Это мои миры. Они, по сути, иллюзия.

— Значит, если ты уйдёшь, миры исчезнут?

— С чего бы это? Я уйду куда?

— Ну… Откуда я знаю, куда вы уходите.

— Мы? Уходим? Ты о смерти говоришь? У нас нет такого понятия. И, по вашим меркам, мы живём вечно. Мы для этого и придуманы, чтобы создавать вариацию миров. Модели, так сказать, прошлого. Только используют нас не гуманоиды, а существа вне времени и пространства. Поэтому то, что воспроизвожу я, — это жалкое подобие того, что я могу. Мне даже учиться пришлось использовать минимум вводных и выходных функций.

— Даже так? Даже боюсь представить на что ты способен.

— Чего? — удивился Флибер.

— Опасаюсь, что не выдержит мозг. У Коли, судя по всему, не выдержал именно от переизбытка информации.

— Может быть, может быть… Он здесь сильно ударился в мистику. Ты пошёл немного другим путём.

— Каким? — заинтересовался я тем, что он про меня понял.

— Ты стремился познать людей, а Коля замкнулся на себе.

— Бр-р-р… Не хочу думать о нём! Ты лучше вот, что скажи… М-м-м… Ты говорил про переселение чужих матриц.

— Мы говорили. Ты тоже рассуждал на тему, как Бог дарует людям сверхспособности.

— Ну, да-да… рассуждал. Мне интересно знать… Вот рождается в начале восемнадцатого века, например, Кулибин. В семье какого-то мелкого торговца рождается… Учится читать и писать у какого-то дьячка. Потом, правда, обучается слесарному, токарному и часовому делу. А в тридцатилетнем возрасте изготовил уникальные карманные часы. В их корпусе, помимо собственно часового механизма, помещались ещё и механизм часового боя, музыкальный аппарат, воспроизводивший несколько мелодий, и сложный механизм крошечного театра-автомата с подвижными фигурками. Это как? Возможно ли это, что матрицу из будущего кто-то перемещает в прошлое.

— Скорее не матрицу и её копию, что остаётся в эфирном теле. Я тоже думал над тем, что ты тогда сказал. Я знаю, о ком ты говоришь.

— Откуда? — я удивился.

— «Твой первый» тоже задумывался над этими курьёзами и, я же говорил тебе, что даже сам однажды попросил перенести себя в матрицу одного из бояр московского царя, которого вы называете Иваном Грозным.

— Да, ну⁈ — удивился я. — И что?

— Ну… Прожил там немного. Попытался что-то поменять. Ему чуть голову не отрубил царь, когда тот начал целительствовать, да не спас жену царскую, но потом на царя самого лихоманка, как они говорят в прошлом, напала. Вот он и позвал Фильку поправить ему спину.

— Фильку? В пацанёнка, что ли вселил ты «первого»?

— В Фёдора Захарьина-Юрьева, родного племянника первой жены царя Анастасии.

— Племянника первой жены царя Анастасии⁈ — удивился и одновременно ужаснулся я. — Это в Филарета, что ли[14]?

— Да. Он потом стал патриархом Филаретом. Но «первый» не дорос до Филарета. Утомили его дела царские. Хе-хе. Слишком там всё сложно было.

— Почему «царские» дела? — не понял я.

— Потому, что царь, устав слушать его советы, сделал того царём,. Я потому и знаю ваше прошлое, что оно настоящее прошлое. Потому и про Кулибина знаю.

— Не был Фёдор царём, — мысленно сказал и даже покрутил головой я.

— Откуда знаешь? — усмехнулся Флибер.

— Из истории.

— И что же ты из истории про Филарета знаешь?

Я постарался припомнить и оказалось, что до самого восемьдесят пятого года — ничего. А будущий патриарх Филарет родился в пятьдесят третьем году.

— А когда это случилось? — спросил я.

— В 1564 году. Как раз перед опричниной.

— Это, когда царь, высказал своё «фи» боярам и князьям и, типа, отрёкся от престола?

— Во-во. Типа… Вот, тогда он и назначил малолетнего Фёдора на царство.

— Почему его? У Ивана Васильевича, вроде, своих двое уже должно было быть.

— Так, то свои, а нужен был чужой. Чужая рука нужна. Фёдор царю все уши «прожужжал» по поводу реформ. Вот тот и поставил его, чтобы его руками боярам головы пооткручивать. А за одно, чтобы повод был его царём назначить, если что вдруг с его наследниками случится после его смерти.

— Хм! Интересная версия. Теперь понятно, почему Фёдора насильно в монахи определили, а потом его сына на престол возвели. А то, хрень какая-то получалась. Никак я понять не мог, почему выбрали именно Михаила Романова? И понятно теперь, почему Филарет, когда вернулся из польского плена, стал ему соправителем. Хм! Всё, как-то другими красками заиграло. А то —