Король. Эпоха перемен - Евгений Юллем

Ну и меры безопасности, предпринятые мной, исключали большинство угроз. Научил я, наконец, местные право и левоохренительные органы, как надо мою драгоценную особу охранять и делать это правильно и со всем тщанием. Стражи организовали оцепление и перекрыли все подходы к моей персоне, на балконах, выходивших на площадь, расставлены вооруженные легионеры, на крышах — снайперы, тоже из Легиона.

Вообще, я сменил почти всю охрану королевского дворца, если они уж такие хреновые телохранители и допустили убийство короля. Теперь меня денно и нощно охраняли легионеры Версдерса. А что, если у президента США, кроме секретной службы, вся охрана состоит из морпехов? Мой Королевский Легион покруче будет. И в них я уверен настолько, насколько можно верить своим посторонним людям.

Я отставил бокал с лундийским, завидев брата Эйритона, быстрым шагом направлявшегося ко мне.

— Все готово, сир! — склонился он в поклоне. — Прикажете начинать?

— Начинайте, — кивнул я. — Не желаете присоединиться?

Я кивнул на скамью ниже, где собрались избранные зрители, в том числе Сид, Род и Ильга. Элька сидела чуть выше в отдельном кресле с псом в ногах — Друг не мог не прийти на такое зрелище.

— Нет, сир! Я управляю церемонией! — и Эйритон удалился так же быстро, как появился.

Я видел, как войдя в центр лобного места он сделал знак, и на площадь потянулись узники. Эйритон был верен себе — на несчастных были все атрибуты бесправия и рабства. Железные ошейники, оковы на руках и ногах, цепи… А еще они были босые и нагие. Что, впрочем, мы оговорили заранее — не только и не столько как знак унижения, сомневаюсь, чтобы тварей это трогало. А как наглядный пример того, как выглядит тварь в своем обличии и чем отличается от человека.

И точно, сработало — как только первая тварь взошла на место казни, толпа сначала изумленно загудела, потом раздались первые выкрики, начали пальцами показывать…

Это мне и надо было. В толпе наверняка есть чужие шпионы, по крайней мере, зунландцы. Им такое зрелище в диковинку, но верную мысль я заронил. Что раз такое есть у нас, то у них — наверняка. А следовательно, теперь надо будет ждать гостей от «венценосного брата», блин — в гробу я таких родственников видал, но деваться некуда.

Вперед вышел Эйритон с жестяным рупором, который быстро на коленке сделали дворцовые мастера, а я засунул туда видоизмененное плетение Вопль Банши. Получился мегафон системы «Я те дам!», который перекроет не только Дворцовую площадь, но и все прилегающие улицы.

— Видите эту тварь, проклятую Единым? Это они устроили заговор против короля и нашего королевства. И вот эта вот богопротивная мерзость сначала убила законного властителя земель, потом его домочадцев и заняла его место! А сколько их среди вас? — Эйритон вытянул руку с вытянутым указательным пальцем в сторону разом притихшей толпы.

Очень неприятно, когда взгляд местного главного инквизитора останавливается на тебе, даже если ты ни в чем не виновен. В душу вселяется страх божий и не только. Даже безвинный выглядит закоренелым преступником в таком состоянии.

Я сделал глоток ледяного вина. Ну ничего, ничего, нормально завернул. Внушает. Вы хотели хлеба и зрелищ? Вот и будет вам тут секс энд кекс. А если кто обгадится ненароком — мостовую драить будет. Всю.

— Эти отродья врагов рода человеческого убили и нашего любимого монарха, вечная ему память! Наказание им может быть только одно! Ну? — обратился он к толпе.

— Смерть! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Не слышу? — он повернул голову и подставил ухо. — Простить?

— Смерть! — заорал уже десяток глоток.

Ну наконец-то, так толпу и заводят. Десяток провокаторов в разных местах орут нужные лозунги в нужное время. Главное — орать громче и не давать опомниться и включить критическое мышление остальным. А лучше хором.

— Смерть! Смерть! — сначала негромко, а потом с каждым разом громче и ритмичней. — Смерть! Смерть! Смерть!

Вот уже включился стадный инстинкт, и вся площадь орет в едином порыве. Я бы даже сказал, скандирует. Отлично.

Эйритон послушал глас народа с десяток раз, явно наслаждаясь моментом и купаясь в лучах славы. Потом поднял руку, давая жест остановиться.

— Да, смерть! — голос Эйритона моментально затвердел, приобретя остроту стали и тяжесть топора палача.

Он встряхнул цепь, прикрепленную к ошейнику первого осужденного на смерть, сбив того с ног. И потащил тело к вкопанному столбу, около которого уже был заботливо приготовлен хворост.

Ну а дальше было дело техники — еще семерых выдернули из сбившейся кучи заключенных и потащили к столбам.

Да, рановато я сказал, что Искореняющие больше не сжигают людей на кострах… впрочем, может и нет. Адский высер генной инженерии драконидов явно людьми не был. Опять моральные дилеммы меня замучили… Да черт с ним. Любая из тварей спокойно и не колеблясь зарезала бы меня без всяких моральных метаний, просто и аморально. Пусть дохнут.

Я отхлебнул вина, наблюдая, как орденские заботливо и тщательно уложили хворост и от души полили маслом, чтобы лучше горело.

— Эля, иди сюда! — позвал я дочку.

Она только отмахнулась, глядя на это во всю ширину распахнутых горящих глаз. Аж злобное ожидание торжества написано на лице. Это мне не нравится.

— Эля!

— Дай посмотреть, как эту сволочь на костре сожгут! — бросила она. повернувшись.

Ох как я не люблю, когда на это дети смотрят! Тем более, мои. Но устраивать разбор полетов на глазах многотысячной толпы… Ата-та будет дома.

М-дя… Вот и дымком с жареным мясом потянуло. Я отвел взгляд от корчившихся на шестах тварей. Ну и зря, похоже, это сделал…

Это больше напоминало показательные выступления на выставке «Эшафот и топор». Похоже, Эйритон решил показать всю мощь палаческого мастерства — ну да, развернуться можно, два с лишним десятка заключенных, материал есть.

По его сигналу подожгли огонь под большими котлами с маслом — это, значит, для блюда «Тварь во фритюре». Как раз закипят, когда закончит работать палач, чтобы занять рекламную паузу.

Дальше я уже пил лундийское с закрытыми глазами. Хоть я и не их слабонервных, но такую жестокость — кстати, абсолютно нормальную и адекватную средневековую жестокость — я не любил. Поэтому сажание на кол и четвертование у меня вызывали чувство брезгливости и