Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин

Я быстро спустился вниз к слегка подзамёрзшей охране, вскочил на подведённого Семёном коня, повёл плечами, гоня прочь морозную стыль.

— Ну, что, Афонька, — оглянулся я на помрачневшего Богданова, — затаил на меня обиду за то, что в неведении держал?

— Что ты, государь. Как можно!

— Затаил, — хитро прищурился я. — Ну, да ладно. Поедешь со мной в монастырь. Приглашаю тебя, сын боярский, за моим столом отужинать.

— Честь великая, государь!

— Ну, и тебя Порохня. Куда же тебя девать-то?

— Без меня никак, Фёдор Борисович, — в усы усмехнулся тот. — Весь день за тобой по всей Костроме мотаюсь. Живот к спине прилип.

— Ну, тогда вперёд. А то отец-эконом наверняка уже нас заждался.

Вскочив на коней, поскакали в сторону Ипатьевского монастыря. Именно его, а не в хоромах воеводы, я, после недолгих размышлений, решил сделать своей резиденцией.

А что? Монахам я больше чем городским жителям доверяю. Присягнуть они мне, конечно, присягнули. Но от сердца ли? Если и так, то далеко не все. И ложится спать, не имея полной уверенности, что тебя этой ночью не зарежут, как-то не хочется. Ну, или отравят. Тоже не самая приятная смерть. Челядь-то от старого воеводы в наследство осталась. Где я им замену найду? К тому же, расположен монастырь практически за чертой города, на другом берегу реки Костромы, а значит, никакие вооружённые заговорщики ночью до меня добрать не смогут. Ну и, что не менее важно, отец Иаков предоставил в моё распоряжение всех своих писцов во главе с отцом Феодосием, что значительно облегчило мне налаживание связей с воеводами и городскими головами ближайших городов. Воспользоваться для этой цели писцами и подьячими приказной избы, я не решился. Наверняка, и среди них сторонники узурпатора найдутся. Ещё не хватало, чтобы мою тайную переписку кроме указанного адресата ещё и Ваське Шуйскому заодно доставляли.

Нас, и вправду, ждали. Отец Феодосий, по уже заведённой традиции, встретил меня у дверей моей кельи, слегка поклонился, льстиво улыбаясь, спросил, можно ли подавать на стол.

Вот ведь лизоблюд доморощенный! Я ему ещё в первый день намекнул, чтобы он этакой дурью не маялся. Поставили тебя за царской канцелярией глядеть, вот и делай, что сказано. Забота об моём, вообще не его епархия. Так нет же. Каждый раз возвращаясь в монастырь, я этого хитреца возле своих дверей встречаю. По-видимому, сообразил, что в случае моей победы отец Иаков здесь надолго не задержится и на его место метить. А может и ещё выше? Кто его знает, о чём он мечтает? Вот и вьётся вокруг моей царской особы, отчаянно пытаясь угодить. И ведь ни разу не опоздал! В окно он что ли постоянно выглядывает? Хотя, скорее всего, кто-то из служек на воротах, заметив моё возвращение со всех ног к отцу-эконому бежит и тот уже спокойно свой пост возле моей двери занимает. Надо будет у Семёна спросить. Наверняка, охрана, что он у дверей в мою келью выставил, ему об этом докладывает.

— Со мной сегодня сотник и стрелецкий голова ужинают, отец Феодосий.

Тот, угодливо кивнув, кинулся отдавать распоряжение.

Кстати, да. Порохню я с должности воеводы снял, официально возглавив своё войско самолично. И дело тут не в собственных амбициях или каких-то претензиях к запорожцу. Просто сразу после захвата города и моего «воскрешения» в Кострому потянулось местное дворянство; всё же симпатии к Годуновым здесь были традиционно сильны, а тут ещё такой шанс выслужится и род свой возвысить. Но вместе с дворянством в моё войско пришло и местничество. До родовитых боярских родов, местной служилой знати, конечно, далеко, но против главенства безродного запорожца сразу глухой ропот начал подниматься. Вот я и сменил своего ближника от греха. Не время ещё этот гнойник из системы управления государством искоренять. Этак я не только нынешних, но и потенциальных союзников от себя оттолкну. А теперь, когда я сам войско возглавил, потенциальные кандидаты на эту должность сразу заткнулись. Не с царём же им местничать?

— Значит так, Афанасий Никитич, — впервые я назвал Богданова по имени-отчеству, когда мы уселись за столом. — Завтра, после того как мы в поход уйдём, ты в Костроме за воеводу останешься.

— Как же так, государь⁈ — вскинулся из-за стола новоиспечённый воевода. — Не почину мне в Костроме воеводствовать, про то ты сам знаешь! Худороден я для такой чести. Да те же братья Бутаковы сразу местничать начнут. Я всего лишь сын боярский, а они оба в чине московских дворян состоят. В их роду даже бояре были!

— Бутаковых я вместе со всем поместным дворянством с собой заберу. Надеюсь, между собой, кому из них во главе дворянской конницы встать, они местничать не станут? А здесь мне верный человек нужен, чтобы я перед битвой хотя бы на один город опереться мог.

— Верный, государь?

— Верный! — отрезал я, на корню пресекая намёк Богданова. — Не доверял бы, Порохню воеводой оставил. К тому же, я за верную службу и жалую соответственно. Если одолею Шуйского, ты и дальше на воеводстве в Костроме останешься. В стряпчие возведу — по чину будет!

— Государь!

— Вставай, воевода. Мне не поклоны твои нужны, а чтобы Кострому сберёг!

Мда. Что-то я в последнее время словно дед Мороз, всех подарками одаряю. Хотя с другой стороны, куда деваться? Если кого и возвеличивать, то именно тех, кто на первых порах, когда моя победа и возвращение на трон под большим вопросом, за спиной встали. Это потом уже, в случае победы, со всех сторон верные слуги набегут. А сейчас мне с тремя тысячами против десяти выходить приходится. И перебежчиков на мою сторону, что-то в больших количествах не наблюдается, даром что стараниями Подопригоры, по войску Шуйского не одна моя грамотка гуляет.

Хотя, если честно признаться, на большой эффект от тех грамоток я и не рассчитывал. Я их больше для успокоения своей совести разослать велел. Всё же я скоро в битве со своими соотечественниками сойдусь и русских людей убивать буду. Вот и даю им шанс, опомниться и на нужную сторону перейти. Ну, а кто не захочет, то сам себе свою судьбу и выбрал. В конце концов, это они на меня войной идут, а не