Дети Апокалипсиса: О Дивный Новый Мир - Иван Малки

Слэй отшатнулся, его лицо исказилось. Он посмотрел на Ки, потом на меня.

— Черт… Макс, мне жаль… Я…

— Не сейчас, — прервал я его. Жестко. Безжалостно. — Слушай меня внимательно. Бери Трикса. И тащи его обратно в «Элизиум». Немедленно. Ты понял?

Слэй кивнул, все еще ошеломленный.

— Да, но… Куда ты?

Я не ответил. Мой взгляд уже шарил по полу в поисках аэроборда. Вот он, валяется у стены, куда отлетел во время моей бесполезной атаки на щит Блота. Я подобрал его. Проверил заряд — в норме.

— Макс! Что ты задумал?! — Слэй сделал шаг ко мне, пытаясь удержать парализованного Трикса.

— То, что должен, — бросил я через плечо, направляясь к огромному, панорамному окну, занимавшему почти всю стену зала. За мутным, покрытым вековой грязью стеклом виднелись нижние уровни города, тонущие в вечном сумраке. — Доставь Трикса. И скажи Рыси… Скажи ему, чтобы держал оборону. Я скоро вернусь. Или не вернусь.

— Макс, стой! Куда ты?!

Я не стал слушать. Поднял импульсник. Прицелился в центр окна.

Выстрел!

Осколки толстого бронестекла разлетелись во все стороны с оглушительным грохотом. Ветер ворвался в зал, холодный, пахнущий дождем и ржавчиной нижних уровней. Я вскочил на аэроборд, активировал его одним нажатием. Доска взревела, поднимая меня над полом.

— Стим! — крикнул я в пустоту зала, в разбитое окно, в лицо этому проклятому городу. Голос сорвался от ярости. — Если это ты… тебе лучше бежать! Бежать к чертям и молиться всем богам, которых ты знаешь! Потому что я иду за тобой!

И, не оглядываясь на Слэя, на Трикса, на тело Ки, оставшееся лежать на холодном полу этого проклятого зала, я рванул вперед. Прямо в разбитое окно. Вниз. Туда, где на сорок четвертом уровне ждал своего часа гребаный предатель в своей уютной рубке.

Вниз. На пару этажей ниже. Прямиком к «Элизиум Скай». Разобраться. Раз и навсегда.

Боль? Она никуда не делась. Она клокотала внутри, смешиваясь с яростью, превращаясь в топливо. Больно, сука, больно. Не успел. Не спас. Потерял.

Но теперь я знал, кого винить. И этот кто-то заплатит.

Доска несла меня сквозь ветер и дождь мимо ржавых конструкций и темных окон нижних уровней. Скорость обжигала лицо, но я почти не чувствовал. В голове стучало только одно: Стим. Рубка. Ответы. И, возможно, возмездие.

Ветер выл в ушах, хлестал по лицу ледяными каплями дождя и ржавой пылью нижних уровней. Аэроборд подо мной ревел, протестуя против такого варварского обращения, но нес меня вниз, сквозь разбитое окно сорок шестого этажа, мимо зияющих пустотой проемов, ржавых балок и потухших неоновых вывесок давно мертвых брендов. Два этажа. Всего два гребаных этажа отделяли меня от рубки управления «Элизиум Скай». От Стима.

Я почти не управлял доской, отдавшись потоку и силе тяжести, лишь слегка корректируя траекторию, чтобы не влететь в очередную бетонную опору. Ярость и боль внутри сплелись в тугой, вибрирующий клубок, который гудел в висках и стучал в ребрах вместо сердца. Ки. Ее лицо, бледное, с полуоткрытыми, пустыми глазами. Обугленная дыра на груди. Запах горелой плоти. Стим. Его грёбаное «знание». Его подстроенное спасение. Его возможная, почти несомненная для меня сейчас, игра.

Сорок четвертый. Наш уровень. Балкон «Элизиума» показался внизу — островок света и относительного порядка в этом хаосе. Я резко накренил борд, выравнивая его почти в последний момент перед столкновением. Посадка получилась жесткой, скрежещущей. Доска чиркнула по металлическому настилу, высекая сноп искр, и я спрыгнул с нее, едва удержав равновесие. Ноги подкашивались не столько от полета, сколько от чудовищной усталости и всепоглощающего огня внутри.

Не успел я выпрямиться, как дверь на балкон распахнулась, и на пороге вырос Рысь. Его обычно спокойное лицо было встревоженным, глаза цепко сканировали меня с ног до головы. Мой вид, должно быть, говорил сам за себя — мокрый, грязный, со следами копоти, с безумным блеском в глазах.

— Макс! Черт побери, что случилось?! — голос Рыси был напряженным. — Слэй только что вышел на связь… сказал, вы вляпались по-крупному! Что с Ки? Где Трикс? Он еле ворочал языком, про Трикса что-то невнятное…

Имя Ки ударило под дых, как кулаком. Но я не мог сейчас говорить об этом. Не с ним. Не здесь. Слова застряли в горле колючим комом. Я отмахнулся от него, как от назойливой мухи, шагнув мимо, к входу в ресторан.

— Не до тебя сейчас, Рысь, — прохрипел я, голос сел окончательно.

Он схватил меня за плечо, останавливая. Крепко.

— Макс, постой! Ты выглядишь… Ты ранен? Что там произошло, черт возьми?! Расскажи!

Я резко выдернул плечо из его хватки. Повернулся к нему, и он, кажется, отшатнулся, увидев мое лицо вблизи.

— Я сказал, не сейчас! — прорычал я, чувствуя, как дрожат руки. — Мне нужно к Стиму. Немедленно.

— К Стиму? Зачем? Макс, что происходит?

Но я уже не слушал. Развернулся и почти бегом бросился через пустующий зал ресторана — ночная смена только что закончилась, дневная еще не началась, только редкие бродяги дремали за столиками у стен, не обращая на меня внимания. Моя цель — рубка. Небольшая комната в глубине, забитая экранами, проводами и оборудованием, вотчина Стима и Рага. Сердце «Элизиума». И логово змеи, как мне теперь казалось.

Дверь в рубку была не заперта. Я рванул ее на себя с такой силой, что она ударилась о стену. Внутри было тускло, светились лишь многочисленные мониторы, отбрасывая зеленоватые и синие блики на лица сидевших там. Раг, здоровяк с вечно хмурым видом, поднял голову от какого-то развороченного девайса, удивленно уставившись на меня. А Стим… Стим повернулся в своем кресле. На его лице мелькнуло удивление, а затем… облегчение? И даже улыбка. Кривая, нервная, но улыбка.

— Макс! Вернулся! Слава всем ржавым богам! — он вскочил на ноги. — Мы тут с ума сходили! Слэй такое передал… Мы думали, всё, конец… Хорошо, что ты выбрался!

Выбрался. Да. Я выбрался. А Ки — нет. И Трикс — безвольная кукла на плече у Слэя, спасибо этому гребанному дрону, который так удачно появился и так вовремя выстрелил. А этот ублюдок стоит тут и рад моему возвращению. Рад, что его план сработал? Рад, что я убрал для него Блота? Рад, что…

Красная пелена застелила глаза. Его улыбка, его слова, его показное облегчение — все это стало последней каплей. Фитиль догорел. Разум отключился, уступив место чистой, животной ярости, подогретой горем и предательством.

— Ах ты, сука! — вырвалось у меня вместо