Королева - С. Массери

– Тогда… – соглашается он.

Святой отводит глаза и вздрагивает плечами. Будто плотина, которая вот-вот прорвется, его глаза наполняются слезами, и через несколько секунд он уже рыдает. Его тело сотрясают мучительные рыдания, и их шум пронзает меня насквозь. Я снова начинаю бороться со жжением в собственных глазах и сжимающимся горлом.

Какое-то время мы молча сидим под деревом, а я смотрю, как мимо нас проплывают темные тучи. Страданиям Святого не видно конца, и они сами, словно эти тучи, висят над нами. Но в конце концов он делает несколько глубоких вдохов и хмурится.

– Ты так чертовски сильно ее любишь, – шепчу я, но не прикасаюсь к нему и не пытаюсь утешить, потому что все, что я могу, – это просто быть рядом.

Я сочувствую ему и лишь могу представить боль, которую он испытывает. Только вот правда состоит в том, что я не хотел бы оказаться на его месте. Я не хочу знать, каково это, когда у тебя вырывают сердце, и надеюсь, что со временем Святой сможет посмотреть на все происходящее с другой стороны.

– Я не знаю, как смогу жить без нее, – признается он, и его дыхание снова учащается. – Я просто не хочу жить без нее. Я хотел бы последовать за ней, но, черт возьми, не могу решиться и не знаю, что мне с этим делать.

Черт.

– Ты не один. – Я беру его за руку и крепко сжимаю.

– Я уже даже не человек. – Он вытирает лицо свободной рукой, но его слезы уже смешались с дождем. – Но я не собираюсь убивать себя. – Святой сжимает мою руку, а затем отстраняется.

– А если бы ты собирался, ты бы мне сказал об этом? – спрашиваю я, внимательно глядя на его лицо.

– Наверное, нет.

На его лице мелькает мрачное выражение, будто он действительно об этом думал, и это очень меня беспокоит. Пока мы вчетвером развлекались, Святой был один в своем несчастье. Конечно, еще неделю назад я был рядом с ним, но как только Кора пришла за мной…

Пуф – и я исчез.

Боже, неужели я и правда монстр?

– Мне чертовски жаль, – выпаливаю я, но Святой качает головой:

– Не надо.

– Это моя вина…

– Не надо! – Он сердито рассекает рукой воздух, будто разрезая мои слова. – Не умаляй ее жертву. – Он хмурится, а затем, глядя вниз перед собой, тянется руками к траве и начинает вырывать ее клоками. – Она знала, чем рискует. Черт, она хотела остановить Кроноса и поэтому встала перед его машиной. Это не твоя вина, что она пошла за ним. Это он виноват в том, что перерезал ей горло…

– Ладно. – Я поднимаю руки в знак капитуляции. – Ты прав.

Я знаю, что Никс была храброй, но сейчас думаю лишь о том, что Святой не должен оставаться один. Особенно после того, как признался, что думал о самоубийстве.

Мы можем отвезти его в наш дом. У нас как раз есть свободная комната…

– Я не хочу принимать никакого участия в вашем празднике любви, – говорит он, опережая мои слова. – Я могу покончить с собой, если мне придется всю ночь слушать, как ты, Аполлон и Вульф занимаетесь этим с Корой.

Я смеюсь над его словами, потому что, наверное, чувствовал бы то же самое, если бы мне пришлось ночь напролет слушать, как трахается Святой.

Значит, нам нужно найти кого-то другого, чтобы он присматривал за ним.

Отлично, без проблем.

Я вскакиваю на ноги, понимая, что дерево совершенно не спасло меня от дождя. Но это неважно. Ведь этот разговор того стоил. Протянув руки, я помогаю Святому тоже подняться на ноги, а затем заключаю его в крепкие объятия.

– У тебя все будет хорошо, – говорю я ему, и когда он пытается отпихнуть меня от себя, сжимаю крепче. – Послушай, послушай меня! С тобой правда все будет хорошо. Со временем. Возможно, не сегодня, не завтра и даже не через год, но ты снова станешь улыбаться, и горе уже не будет казаться таким тяжелым.

Святой выдыхает и, в отличие от Витории, обнимает меня в ответ.

Признаюсь, от этого мне становится намного легче, но у меня все еще есть непреодолимое желание сорваться с катушек, что я решительно отказываюсь делать перед Святым, когда тот потерял все.

– Только не поручай Витории или Антонио присматривать за мной, – говорит он, снова вытирая свое лицо и проводя руками по волосам. – Они хуже родителей с синдромом гиперопеки.

Но именно это тебе и нужно.

– Я поручу это еще кому-нибудь, – киваю я, потому что у меня есть кое-кто на примете, но я не думаю, что он согласится на это.

– Тогда ладно, – говорит Святой и приподнимает одно плечо. – Договорились.

Я протягиваю руку, и он пожимает ее.

Пытаясь сдержать ухмылку, я указываю ему в сторону парковки:

– Пойдем поедим. И послушаем, как люди рассказывают истории о Никс, хорошо?

– Как скажешь, – выдыхает он. – Но хорошо бы там был алкоголь.

– Я уверен, что мы можем это устроить.

Глава 31

Кора

Мы с Артемидой пьяны, потому что эта вечеринка до чертиков унылая. Тетя Никс заявилась в дом Антонио со своими родителями, пропустив церемонию и наше небольшое мероприятие у гробницы. Теперь они забились в угол, держатся особняком ото всех остальных и вытирают салфетками сухие глаза. Также сюда приходят люди, которые, как правило, посещают все поминки. Мужчины и женщины пожимают руку Святому и рассказывают ему о том, что они сражались с Никс на Олимпе, или знали ее семью, или видели ее бои. На самом деле не имеет значения, выиграла она или проиграла тем, кто сегодня заявлял, что боролся против нее, но мне бы хотелось думать, что она победила их всех.

На мольберте у камина стоит большая глянцевая фотография, на которой Никс обнимает Святого за талию, а он ее за плечи. Ее длинные темные волосы распущены, и она одета не в черную одежду, как обычно, а в джинсовые шорты, шлепанцы и бледно-розовую рубашку, усыпанную маргаритками. Артемида также указала мне на неоновую вывеску тату-салона Святого, висящую на заднем плане, в котором я вообще никогда не была.

Смотря на фотографию Никс, я понимаю, как много из ее жизни пропустила. А вернее, скольким не интересовалась.

Я снова смотрю на урну, стоящую на каминной полке, и, поднеся бокал к губам, разочаровываюсь, когда на язык падает лишь капля растаявшего льда.

Обхватив бутылку с пивом