Таматарха. В кольце врагов - Даниил Калинин

А ведь в истории Алании все это еще раз повторится – гибель под ударами кочевников Батыя, а позже Тамерлана, разрушение всех городов и замков и спасение лишь горстки выживших в горах, после чего былая мощь и величие ясов навсегда угаснут…

Но здесь я попробую это исправить!

До Магаса, столицы царства, мы добирались долго, не менее трех недель. Дело в том, что со мной увязалась Дали – и я не смог отказать возлюбленной жене. Решающую роль сыграл не каприз беременной женщины – как раз из-за ее положения я и не хотел брать половчанку с собой. Вот только слишком много врагов я нажил в Тмутаракани за последнее время… И кто знает, как они могут отомстить за мое скорое возвышение при Ростиславе? В конечном счете яды знают и используют не только в Византии.

Мне несказанно повезло: хороший, густой снег выпал уже в ноябре, и пусть он простоял недолго, я успел провести санный княжеский обоз с дарами до самых гор – путешествовать на санях, в отличие от необычайно тряских, неподрессоренных телег, одно удовольствие. Правда, позже удовольствие сменилось трудностями путешествия по серпантинам, но к чести ясов стоит отметить, что караванные дороги они поддерживают в хорошем состоянии, никогда не отказывают путникам в помощи и приюте, и я ни разу не слышал о разбойниках. Воистину в правление Дургулеля Алания – цветущая страна.

Столица царства меня не разочаровала – Магас нисколько не уступает размерами Тмутаракани, а быть может, даже и превосходит ее. Правда, из-за того, что город лежит в долине, он имеет несколько непропорциональные размеры – ширина его, на мой взгляд, не более полукилометра, а вот протяженность достигает едва ли не трех. Долина сквозная и имеет два выхода, оба перегорожены высокими каменными стенами толщиной в два с половиной – три метра. В центре долины располагается царская резиденция, окруженная валом и рвом, а также каменной цитаделью, укрепленной, в свою очередь, пятью башнями, одна из которых надвратная. Кроме того, здесь же расположена и вторая крепость – если я правильно понял перевод, это замок знати. Обе твердыни окружены еще одним кольцом стен, внутри которых расположены казармы царской гвардии, и имеют друг с другом связь по перекидным мостам, через башни. Ничего не скажешь – крепкий орешек!

В городе несколько храмов, два рынка – и самое главное, что все постройки выполнены из камня. Причем я не увидел здесь маленьких неказистых домов – все они просторны и высоки, что говорит о небывалом достатке его жителей. О том же свидетельствует и популярность шелковых одеяний у горожан – в Европе не каждый лорд может позволить себе шелк! Навскидку, по многолюдности горожан и плотности городской застройки, я оценил бы численность проживающих в Магасе тысяч в пятнадцать человек, никак не меньше.

Наше посольство поселили в замке знати, хотя в городе достаточно постоялых дворов. Вначале я этому обрадовался, мне казалось, что таким образом Дургулель подчеркивает значимость нашего присутствия и выражает уважение. Тем более что все дары, отнюдь не малочисленные, радушно улыбающиеся аланы забрали в первый же день нашего пребывания в столице. Но, увы, прежде чем аланский музтазхир принял меня, прошло две недели тягучего, томительного ожидания. Зато я как сейчас помню нашу первую встречу…

Два высоких, плечистых воина, закованных в дорогие, украшенные позолотой чешуйчатые доспехи, с коротким поклоном открыли передо мной двери тронного зала. Мельком скользнув взглядом по ножнам ясских гвардейцев, я отметил, что вооружены они прямыми, обоюдоострыми мечами, и сделал первый шаг.

Зал, в котором пируют приближенные царя Дургулеля, меня не слишком впечатлил – звериные шкуры на стенах, в основном мех снежных барсов, но встречается и рысий, и тигриный, и даже, как мне кажется, львиный. Также много оружия – я отметил давно ставшие мне привычными мечи норманнского типа, арабские сабли и хазарские «протопалаши» – видимо, трофеи. Несколько рядов широких и длинных столов, оставивших не слишком просторный проход между собой и развернутых перпендикулярно к царскому, стоящему на возвышении. Вот, собственно, и все, что я успел разглядеть прежде, чем встретился взглядом с музтазхиром.

О, Дургулель действительно имеет величественный вид! Голова его и борода уже осеребрились сединой, но усы остаются черными как смоль – видно, что уже не юноша, а переступивший порог зрелости муж. Но какова идеально ровная осанка! А разворот плеч! Куда уж там Радею или тем более мне! На мгновение показалось, что на царском троне восседает десятник Добрыня, спасший меня прошлым летом и павший в бою, – но только на мгновение. Ибо если взгляд беловежского ратника был по большей части добрым и теплым, то внимательный и оценивающий взгляд музтазхира чересчур тяжел – такое ощущение, что он смотрит на тебя поверх нацеленной стрелы. Или, скажем, будто ты находишься на суде, а он, зная все твои прегрешения, уже вынес приговор и готов его озвучить.

Наши глаза скрестились не более чем на две-три секунды – но они показались мне очень долгими, просто очень! Наконец Дургулель небрежно кивнул, и следующий сзади переводчик – единственная моя свита – слегка подтолкнул меня в спину, как бы призывая начать говорить.

– О величественный и могучий царь Дургулель! Воины твоей страны доблестны, а женщины целомудренны и прекрасны! Благословенна Богом твоя плодородная земля и неисчислимы конские табуны! Позволь же засвидетельствовать тебе почтение моего князя, Ростислава Тмутараканского!

Переводчик бодро затараторил на аланском, повторяя голосом мои интонации. Из его речи я сумел расслышать и понять лишь «Ростислава Тамтаракайского».

Дургулель склонил голову и что-то произнес – ясский толмач обратился ко мне:

– Музтазхир не может принять почтение своего врага.

Услышанное не сразу до меня дошло – а когда дошло, я замер. Неужели все зря и аланы пойдут войной на Ростислава?!

Между тем Дургулель свирепо усмехнулся и начал говорить громко, жестко, исполненным силы и металла голосом. И пока музтазхир вел свою речь, в зале не просто повисла гробовая тишина – присутствующие явно боялись пошевелиться… Лишь переводчик тихо повторял за царем:

– Князь Ростислав предал своих данников и наших союзников касогов, пошел на них войной. Убил пщы Тагира, напал на его земли и ограбил их, сжег флот…

– Но это пщы Тагир восстал и двинул войско на Тмутаракань! А после его смерти касожский флот напал на наше побережье, жег и грабил поселки, угонял людей наших в рабство!

Моя короткая, исполненная негодования протестующая речь все ожидаемо усложнила – если до того в зале было просто тихо, то теперь тишина стала гнетущей, давящей. Она будто наполнилась ужасом ясов, ошеломленных тем, что кто-то осмелился перебить царя!

Дургулель прервал свою речь и бросил что-то короткое, жесткое. Толмач охрипшим от страха голосом произнес:

– Уходите! Музтазхир более не желает вас видеть!

Мгновение я смотрю в глаза царю – но более его тяжелый взгляд меня не пугает, очевидная несправедливость суждения Дургулеля значительно перевесила страх. Помня о том, что гостеприимство у ясов священно, а фигура посла неприкосновенна, я все же счел возможным обратиться к переводчику, смотря при том в глаза музтахира: