Чертовская правда - Валерий Хаагенти

Манул, выждав пока они скроются, лениво выгнулся и подошел к шару. Запрыгнув на каменный постамент, он потерся спиной о шар.

Затем сел рядом со сферой.

– Уже нет смысла вам бежать, маятник качнулся, – произнес он, постучав хвостом по шару в такт со вспышками непонятной природы световых волн.

Манул слез с каменной насыпной колонны и, присев возле нее, начертил лапой на каменной пыли "ZILOK LIZKO"

– Забавно, – сказал он напоследок и неторопливо потрусил к выходу.

Компания чертей и гарпий, промчавшись через зал Эрмитажа, поравнялась с Бардо и Мишкой, которые бластерами кромсали черные тени, выползавшие из боковых ответвлений пещеры. Некоторые из теней уже пытались материализоваться.

– Не останавливайтесь, – крикнул им Мишка, – мы уйдем вслед за вами.

Наконец завидев Гарика с Вэбом у входа в пещеру, Захарыч им крикнул, – сворачивайте "Максим".

– Опять не дали басмачей пострелять, – сокрушенно сказал Вэб.

Бардо с Мишкой догнали остальных. Все вырвались на морозное плато.

Молча, без слов и жестов, Алекс Кло, Гарик и Вэб быстро скомбинировали из тачанки и питерского трамвайчика бронепоезд за номером 14-69.

Паровозный гудок взревел. Гарик и Вэб по очереди запрыгнули на борт и скрылись в отсеках.

Алекс Кло перевел стрелку с запасного пути и последним прыгнул на бронеподножку. Бронепоезд за номером 14-69 быстро исчез в скальных ущельях.

Захарыч, Иксдевил, Бардо и Мишка бросились к рубке подлодки. Загребая винтами в снежной лавине, подводная лодка заскользила по склонам к верховьям Ганга, намереваясь потом, как всегда, всплыть в степях Украины.

Задраивая люк последним, Захарыч на прощанье виновато помахал Кате рукой.

– Эх, мужики, мужики, – вздохнув, произнесла Катя.

– И почему все с вами не так, – улавливая ее мысль, сказала Некада.

– И почему в такие романтические минуты, вы всегда думаете только о своей жопе, – с невинным видом подытожила Таня.

Гарпии рассмеялись, затем расправив крылья, взмахнули в хрустальное небо.

Прежде чем набрать высоту, Катя бросила последний взгляд на пещеру.

У ее входа сидел здоровенный манул и чертил лапой в воздухе кровавые буквы.

"ZILOK B LIZKO" успела прочитать Катя до того, как слова растаяли, а вход в пещеру вновь перекрыла каменная плита. Манул ей кивнул и стал осторожно спускаться по склону горы.

Она догнала подруг.

– Ну что в Питер? Зилибобу выводить из сумрака комы? – спросила Некада.

– А то, – в один голос ответили Катя и Таня.

Троица гарпий дружно развернулась и взяла курс на Сейшельские острова.

__________

ЧАСТЬ 3

Последний шабаш

"Отрицать чертей – это, в сущности, отрицать Библию."

Когда чертовки-гарпии подлетели к Сейшелам, индийское солнце уже клонилось к закату. Бархатные пляжи подернуло дымкой, а у островов над седой равниной моря гордо реял Хаагенти.

– Тьфу-ты, – сказала Катя, – опять он.

– А что с ним не так? – спросила Таня, – вроде как не вагинострадалец.

– Да все они вагинострадальцы, – отрезала Катя, – кроме импотентов и гомиков.

– На тебя, Катя, не угодишь. И не поймешь, кто тебе милее, – усмехнулась Некада.

Тем временем, заметив гарпий, Хаагенти заложил вираж и, тормознув по вечернему бризу пяткой, подлетел к троице.

– Приветствую, отдохнуть надолго вряд ли получится, – сказал он, – мне предписано передать, что Темнейший ждет вас завтра в ночь в Петергофе на шабаш.

– Что за срочность и по какому случаю шабаш? – спросила Катя.

– Сам не знаю, то ли из-за того, что Зилибоба вдруг вприсядку вышел из комы, то ли еще какие дела.

– Насчет Хофа, я всегда согласна, – сказала Таня и вновь посмотрела на запад.

– Ну в принципе, я тоже не против. Мне все равно скоро в Питер, чертенят своих приструнить, накормить и помыть, – пожав плечами, произнесла Некада.

– Колись в чем подстава? И что за срочность такая? Только недавно Вальпургийку в ночь отгуляли, – переспросила Катя.

– Мне предписано с вами связаться и передать вам билеты на дневной сеанс. Упс, на дневной рейс. Вот вам билеты, да аэропорта Виктории сами доберетесь. Пока.

Хаагенти развернулся и скрылся в облаках.

– Ну, по крайней мере, успеем в Индийском океане искупаться, – невозмутимо произнесла Некада.

– А может все-таки не полетим? – засомневалась Катя.

– А черную метку от Темнейшего не хочешь схлопотать? – сказала Таня, – по мне так лучше на шабаш слетать, чем потом ползать по земле с обгорелыми крыльями.

В ночь следующего дня они были уже в Петергофе.

Ночь накрыла Петербург огромным безжизненным куполом. Холодные звезды, словно масса битых пикселей на черном экране, обступили город и беспристрастно изучали нелюдей и людей, выбирая будущих жертв. В Петергофе уже началась вакханалия. Охрана и обслуга дворцового комплекса, состоящая из бывших сотрудников НКВД, а значит априори пожизненно вечных грешников, суетилась на подступах, пропуская и обслуживая только своих и хозяев бала. Со стороны Европы, Приебалтики и Финского залива шелестящим ковром ползли к месту сборища змеи, ящерицы, жабы и прочая мерзость. Невдалеке, рядом в Баварии, на фирменном трехколесном велосипеде наяривал круги Кокетыч, все никак не решаясь отправиться на шабаш. Потому что в который раз пытался охмурить пышнотелую фрау Меркель, предполагая склонить ее к интиму в извращенной форме с помощью разогретой в постели чугунной чушки 1772 года издания. В припадке вожделения он совсем не обращал внимания на то, что все колеса у его велика побило восьмеркой, и что крутились они в разные стороны. Гордо-слюнявое "Даст ист фантастиш" срывалось с его пересохнувших губ.

Зилибоба, весь в заботах, наполнял петродворецкий водовод пивом разных сортов. Заполнив царский бассейн, он щелкнул головастого бронзового Самсона по лбу, чтобы включить потайную лампочку удовольствий и добиться эффектной игры света на пенных струях в главном фонтане.

– Всегда об этом мечтал, – сказал Зилибоба, любуясь своей работой и ловя ртом пенные петродворецкие струи.

Насладившись эффектом, он, весьма довольный собой, присоединился к общей компании, расположившейся прямо в парке у дуба, недалеко от главной аллеи дворца. Возле дуба, полируя медную цепь своей шерстью, шлялся матерый манул, недовольно фыркая на прилетавшие искры. Хозяйственные Денсем и Гарик уже распалили приличных размеров костер, после чего Денсем стал угощать всех трын-травой, а Гарик поджаренными румяными мухоморами с трюфелями. Вастменегер в дембельской тельняшке, опустошая очередной ящик доминиканского рома, лениво шмалял из своего маузера по Хаду и его свежеструганным бесенятам. Тот, повизгивая, уклонялся от пуль, стараясь сохранить на лице надменную улыбку и одновременно исполняя офигительно-шедевральную "Ча-ча-ча" под звуки матросского яблочка, которые Вастменегер выстукивал своим хвостом на радиотелеграфном ключе.

Чикк с шишкой наголо и золотыми парашютами за спиной носился ураганом по парку, отвешивая попутно поджопники