Невернесс - Дэвид Зинделл

Ознакомительный фрагментсмех, слишком громкий, и дверь бара распахнулась. Трое высоких, кряжистых мужчин, все с бледно-желтыми волосами, висячими усами, в легких черных шубах, припорошенных снегом, отстегнули коньки и ввалились внутрь. Они обменялись рукопожатиями с Соли и Лионелом. Самый большой из них, мастер-пилот, терроризировавший Бардо все наши послушнические годы в Борхе, заказал три кружки кваса.

— Ну и холодина же на улице, — сказал он.

Бардо, нагнувшись ко мне, прошептал:

— Мне кажется, пора сматываться.

Я потряс головой.

Трое мастер-пилотов — их звали Нейт, Сет и Томот, и они были братьями — повернулись к нам спиной, делая вид, что нас не знают.

— Я оплачу тебе шесть ночей с мастер-куртизанкой, — настаивал Бардо.

Послушник принес три кружки с дымящимся черным напитком. Томот подошел поближе к огню и отряхнул шубу от снега. Глаза у него, как у многих пилотов, ослепших от старости, были блестящие, искусственные. Он только что вернулся с окраины Экстра.

— Твои Эльдрия были правы, дружище, — сказал он Соли. — Двойная Галливара и Сериза Люс взорвались. От них ничего не осталось, кроме пыли и света.

— Пыль и свет, — повторил его брат Нейт, обжег себе рот горячим квасом и выругался.

— Пыль и свет, — подхватил Сет. — Содервальд с двадцатью миллионами жителей попал в смерч радиоактивной пыли и света. Мы попытались эвакуировать их, но опоздали.

Солнцем Содервальда была Энола Люс, ближайшая к Двойной Галливара звезда. Сет сказал, что сверхновая сожгла поверхность Содервальда, уничтожила на планете всю жизнь, кроме земляных червей. Маленький пилотский бар вдруг показался мне удушающе тесным. Я вспомнил, что Содервальд — родная планета братьев.

— За нашу мать, — сказал Сет, чокнувшись с Соли, Лионелом и своими братьями.

— За нашего отца, — сказал Томот.

— Freyd, — завершил Нейт, едва заметно склонив голову, — быть может, это была просто игра пламени в очаге? — За Юлет и Элат.

— Пошли, — сказал я Бардо.

Мы приготовились уйти, но тут Нейт, рыдая, припал к Томоту, а тот, поддерживая брата, повернулся в нашу сторону и устремил на нас свои мерцающие глаза.

— А это еще что такое?

— Что эти кадеты делают в нашем баре? — подхватил Сет.

Нейт отвел мокрые волосы от заплаканных глаз и заявил:

— Бог мой, да это же бастард со своим толстым дружком — как, бишь, его звать? Бурпо? Лардо?

— Бардо, — сказал Бардо.

— Они как раз собрались уходить, — сказал Соли.

Мне вдруг расхотелось уходить. Во рту пересохло, и на глаза изнутри что-то давило.

— Какой там Бардо, — сказал Нейт. — В Борхе его звали Ссыкун Лал, потому что он каждую ночь ссал в постель.

Это была правда. При рождении Бардо получил имя Пешевал Лал. Первое время в Городе это был тощий, запуганный, тоскующий по дому мальчишка, который читал романтические стихи и по ночам мочился в постель. Одна половина послушников и мастеров звала его Бардо от слова «бард», а другая — Ссыкун. Но когда он стал заниматься тяжелой атлетикой, проводить ночи с женщинами и орошать постель жидкостью другого рода, мало кто осмеливался называть его иначе чем Бардо.

— Ладно. — Томот хлопнул в ладоши, подзывая послушника. — Пусть Бастард и Ссыкун выпьют с нами перед уходом.

Послушник налил им. Бардо посмотрел на меня. Не знаю, слышал ли он, как пульсирует кровь у меня в висках, видел ли выступившие у меня на глазах слезы.

— Freyd, — сказал Томот. — За погибших на Содервальде.

Я боялся, что сейчас заплачу от стыда и ярости, поэтому поднял бокал, глядя прямо в гнусные металлические глаза Томота, и попытался проглотить огненную жидкость залпом. Это было ошибкой с моей стороны. Я закашлялся и выплюнул виски, забрызгав лицо и желтые усы Томота. Он, должно быть, счел это насмешкой и оскорблением памяти его родных, потому что тут же, без лишних слов, одной рукой заехал мне в глаз, а другой вцепился в горло. Под бровью у меня вспыхнул огонь. Два прочих брата тоже обрушились на меня, как лавина. Замелькали кулаки, локти, и кровь потекла ручьем. Я лежал на холодном твердом полу, что-то твердое норовило мне выбить зубы, чьи-то твердые ногти раздирали веко. Вслепую я двинул Томота по морде, думая, что трусливый Бардо удрал и бросил меня. Но тут он взревел, вспомнив, должно быть, что он Бардо, а не Ссыкун. Раздались звучные удары кулаков по телу, и я освободился. Поднявшись, я приложил Томоту по голове коварным хуком, которому научил меня Хранитель Времени. Я разбил себе костяшки, и боль прошила руку до плеча. Томот схватился за голову и припал на одно колено.

— Сын Мойры. — Подоспевший Соли сгреб Томота за ворот шубы, не дав ему упасть. И тут я допустил ошибку, вторую по масштабам роковую ошибку в своей жизни. Я снова ударил Томота, но попал в Соли, расквасив его длинный гордый нос, словно спелый кровоплод. По сей день помню выражение изумления (и боли) у него на лице, как у человека, павшего жертвой предательства. Потом он обезумел. Он скрипнул зубами, высморкал кровь из носа и напал на меня с такой яростью, что сумел захватить мой затылок и попытался свернуть мне шею. Если бы Бардо не бросился между нами и не оторвал стальные пальцы Соли от моего черепа, дядюшка убил бы меня.

— Полегче, Главный Пилот. — Бардо помассировал мне затылок своей ручищей и подтолкнул к двери. Все остальные стояли, отдуваясь, глядя друг на друга и не совсем представляя себе, что делать дальше.

Затем последовали извинения и объяснения. Лионел, оставшийся в стороне от драки, сказал братьям, что я никогда раньше не пил виски и, разумеется, не хотел никого оскорблять. Послушник снова наполнил кружки и стопки, и я произнес траурную речь в честь погибших на Содервальде. Бардо предложил тост за Томота, а Томот — за открытие Соли. Все это время наш Главный Пилот не сводил с меня глаз, и кровь текла из его сломанного носа на чеканные губы и подбородок.

— Твоя мать меня ненавидит — значит, и ты тоже. Этого следовало ожидать.

— Извините меня, Главный Пилот. Клянусь вам, это была случайность. Вот, возьмите.

Я предложил ему свой носовой платок, но он притворился, что не видит моей протянутой руки. Я пожал плечами и промокнул кровь, сочившуюся из собственного века.

— За поиск Старшей Эдды, — сказал я, подняв свой бокал. — Уж за это вы непременно должны выпить, Главный Пилот!

— Как может какой-то кадет надеяться найти Эдду?

— Завтра я стану пилотом — и шансов у меня не меньше, чем у любого из пилотов Ордена.

— Шансов! Какие могут быть шансы у молодого