Приют - Татьяна Филатова

– Почему они умирали? – снова произнесла вслух Вера.

На третьей папке было написано «Катюша». На фотографиях в этой папке Светлана была совсем юной – это был ее первый ребенок. Катя, как и Ира, прожила всего три месяца. Вере вдруг стало безумно жаль женщину, к которой всю жизнь испытывала пускай не ненависть, но точно презрение. Сама Вера потеряла ребенка на позднем сроке беременности, и это было тяжелейшим ударом для нее. Но она не держала его на руках, не кормила грудью, не пеленала и не пела колыбельные. Светлана Порошина же родила каждого из этих троих детей, она прижимала их к своей груди, купала их и укачивала на своих руках. А потом хоронила. Как она вообще не сошла с ума? Вера подумала, что сама точно бы свихнулась на ее месте. Как знать, может она и свихнулась, а потому и отдала младшую дочь в приют?

Четвертая папка была подписана «Верочка». «Верочка» – в этом слове было что-то родное, нежное, материнское. Вере стало не по себе. Неужели мать все же любила ее? Неужели, четвертый ребенок был желанным? Неужели мать питала к ней теплые чувства?

Вера родилась в ноябре 1987 года. Она открыла галерею в своем телефоне, нашла фотографии, которые делала в этот день на кладбище и посчитала: она родилась через одиннадцать месяцев после смерти Иры, третьего ребенка. Но Вера не умерла ни в три месяца, ни в полгода. Она до сих пор жива и вполне здорова. Она развязала шнурок, открыла папку, которая была на порядок толще и тяжелее трех предыдущих, открыла и обомлела – сверху лежали цветные распечатанные фотографии, которые Вера менее года назад выкладывала в социальных сетях. Она перекладывала фото одно за другим, понимая, что Светлана следила за ее жизнью, наблюдала со стороны безмолвным зрителем. Но ни разу не написала, не позвонила, не дала о себе знать. Светлана не предлагала начать общение, но и не просила о помощи, хотя и смертельно болела. Вера этого не могла понять. Почему мать все эти годы не упускала Веру из виду? Что это – чувство вины? Интерес?

Ниже же лежали фотографии, которые Вера никогда не видела. На этих фото были изображены она маленькая и мать, которая везде выказывала искреннюю радость и любовь к своему ребенку. Но некоторые фото, как заметила Вера, были обрезаны. Кого-то Светлана умышленно вырезала с фотографий, и, кажется, Вера догадывалась, кого именно – отца. Значит, он был? Он присутствовал в ее жизни?

Под папками лежало три свидетельства о смерти детей. Причина в них была указана одна: «Сердечная недостаточность».

Вере стало не по себе. То, что раньше она принимала за основу истории своего детства, сейчас казалось надуманным и несоответствующим действительности. Светлана не забывала ее, она следила за жизнью дочери в социальных сетях, хранила ее детские фото точно так же, как и хранила фото других своих детей. Почему же она не связалась с Верой? Почему не попыталась наладить отношения?

Вера осмотрела другие места в квартире, где еще могли храниться документы либо фотографии, которые смогли бы пролить свет на загадочную историю ее детства, ее семьи, ее матери, ее отца. Но она не нашла ничего, что могло бы дать хоть какую-то подсказку: кто же такой Порошин Анатолий.

Ночью в приюте должна была быть тишина. Никто не смел разговаривать, ходить по комнате и уж тем более по коридорам, читать под одеялом книжки при свете от где-то раздобытого фонарика.

Но тихо не было. Кто-то перешептывался в дальнем углу большой комнаты, в которой помещалось двадцать кроватей. Два детских голоса взволнованно что-то обсуждали, но Вера не могла разобрать, что именно. Ей вдруг стало страшно, что кто-то из нянечек ночной смены услышит этот шепот, и уж тогда всем, кто был в комнате, не позавидуешь.

Она хотела высунуться из-под одеяла и сказать тем, кто болтает, чтобы они умолкли и не навлекали на остальных беду, но опасалась, что как раз в этот момент откроется дверь. Поэтому лежала молча и нервничала из-за того, что ей не только не дают поспать, но и подвергают опасности быть наказанной.

– Как думаешь, она нас видит? – шепнул один голос.

– Не знаю. Самому интересно, – ответил второй.

– Слышит уж точно, – уверенно добавил первый.

– Но другие даже не слышали.

– Она – это ведь не другие. Она такая же, как мы.

– Она не такая. Она взрослая.

– Какая разница? Это же все равно Верка.

– Она нас забыла…

– Ничего не забыла! Она же вернулась, значит помнит.

– Она вернулась как раз потому, что забыла. Если бы помнила, ни за что бы не вернулась.

– Я хочу посмотреть на нее поближе…

– Не надо! А если она заметит тебя и испугается?

– Чего она меня испугается? Она же меня знает.

– Чего? Да потому что ты умер!

После этой фразы Вера не выдержала и откинула одеяло.

– Кто там? – негромко спросила она.

Голоса умолкли.

– Кто там? – повторила Вера.

– Это мы, не бойся, – раздался негромкий детский голос.

– Кто «мы»? – переспросила она.

В дальнем углу кто-то зашевелился. В темноте Вера разглядела, что в ее сторону движутся две маленькие фигуры.

– Сашка? – удивленно шепотом спросила она.

От двери со вставками в виде мутных стекол исходило слабое свечение коридорной лампы.

– Ваня?

Мальчишки подошли ближе к кровати, на которой лежала Вера, и она, рассмотрев их, вскрикнула от ужаса: босые белесые ноги оставляли на полу после себя липкие, влажные следы, потертые пижамы выцвели и висели лохмотьями, оголяя такие же бледные участки кожи на теле, но больше всего Веру испугали глаза, а точнее – их отсутствие: на бледных лицах явно неживых мальчишек зияли темные дыры глазниц.

– Что вы такое? – испуганно спросила Вера.

– Ты же узнала нас, – сказал один из мальчиков.

– Вы снитесь мне, вас нет.

– Снимся, и все же мы есть.

За дверью послышались шаги.

– Прячься, – сказал Вере неживой мальчишка, – прячься скорее.

– Саша, – ответила Вера, игнорируя его призыв куда-то и от кого-то спрятаться, – тебя же усыновили… Я помню.

Бледные детские губы растянулись в насмешливую улыбку, обнажая гнилые зубы.

– Если бы так, – прошептал мальчик.

Кто-то взялся за дверную ручку, щелкнул засов, скрипнули петли.

– Прячься, – шепнул удаляющийся детский голос.

Вера по-детски укрылась одеялом с головой. Чьи-то шаги приближались к ее кровати. Сердце стало быстро-быстро биться, и Вера снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая боялась оказаться в немилости у дежурной нянечки. Она зажмурила глаза. Чья-то рука взялась за