Японская война 1904. Книга 4 - Антон Дмитриевич Емельянов

что на такой узкий участок не выделят слишком много пушек — выделили! В первые минуты дивизию Шереметева спасло только то, что враг не пристреливал свои орудия, справедливо опасаясь, что их могут заметить. Но шли минуты, и снаряды летели все точнее, а что самое главное, роты, батальоны и полки 12-й дивизии тоже рвались вперед, чтобы не дать нашим ускользнуть.

Но Шереметев держался. Не знаю, каким чудом ему удалось не дать своим свалиться в панику, но все действовали четко и слаженно. Отходили, окапывались, прикрывали, пока отходят другие. А там первый бронепоезд подтянулся, и стало легче. На самом деле пользы от стрельбы почти на максимально доступной дистанции было не очень много, но сам факт, что ты не один, порой значит больше, чем даже танковая рота. Которой у нас и нет…

Японцев это появление тоже замедлило — опять же самим фактом появления огромной плюющейся огнем машины, которая уже не раз ломала их планы. А вот снайперы, которые так помогли при наступлении, в этот раз оказались почти бесполезны. Нет, они убивали солдат врага, заставляли офицеров держаться подальше, даже подавили пару пулеметов, которые японцы пытались подтащить поближе к передовой, но переломить ход боя им было не под силу.

А тут японцы еще и догадались, что раз мы начали отходить, то скоро и подкрепления будут. В общем, их трубы сыграли что-то бравурно-печальное, похожее на крик морской чайки, а потом 12-я дивизия перешла в атаку по всему фронту. Работали сотни пушек, не давая поднять голову, тысячи солдат бежали вперед, и даже мне на расстоянии казалось, что им нет числа. А как это выглядело из крошечных окопов? Японцы словно заполнили собой весь мир.

— Ура! — ответили на атаку штурмовики Шереметева.

— Полундра! — заорал небольшой отряд прибившихся к ним моряков с «Сивуча». Сколько их пережило И-Чжоу, сколько решило остаться с нами — дай бог пара десятков! Но как они кричат!

— Тэнно хэйка банзай! — не менее яростно отвечали японцы, встречая наши пули и посылая вперед свои.

Разрозненный залп не смог остановить атаку, казалось, еще немного, и японцы ворвутся на наши позиции. Но тут в ход пошли гранаты! Тренировок явно не хватило — ударили они довольно хаотично — и опять японцы понесли потери, но не остановились.

— Тэнно хэйка! — ревело над полем боя, поглощая собой все вокруг.

— Ура!

И снова выстрелы, гранаты. Каждая атакующая граната Лишина, разлетаясь на десяток метров, забирала с собой не меньше одного японского солдата, и один бог знает, сколько обзаводились в этот момент лишней сталью в организме. Японцы откатились. Еще десять минут адской канонады и снова натиск. На этот раз они тоже использовали свои гранаты, и, пусть они были не такие красивые, точные и надежные, они тоже взрывались. И тоже убивали.

И казалось, что на этот раз уже ничто не остановит японскую лавину, до края наших позиций оставались считанные метры, когда снова полетели вперед наши гранаты. Только эти были уже не с атакующими, а с оборонительными, более мощными зарядами. Новые взрывы разметали не только первые атакующие ряды японцев, но и наши. Большая часть стоящих на передке рот, бросивших эти гранаты, сами от них и пострадали… Но атаку отбили! И снова грохот канонады, чтобы выдохнули японцы, чтобы собрали силы и снова пошли вперед.

И нашим бы, пользуясь моментом, продолжать отступать, вот только никто уже не собирался это делать. Я не мог их видеть, но они стояли перед глазами как живые — суровые лица, залитые кровью бороды и бесконечная решимость в глазах. Все, кто недавно думал только об отходе, теперь ползли вперед, проверяли пульс у тех, кто прикрыл их в последней атаке, и каждого, кто еще дышал, оттаскивали назад. Кого-то, как положено, цепляли крюком за ремень и выдергивали из-под огня, кого-то — когда не было времени — просто хватали сами и тянули.

На один короткий момент жизнь каждого отдельного солдата больше не имела смысла, все стали единым целым. И японцы, когда затихла канонада, даже не сразу пошли в атаку. Только крики офицеров, подставившихся под пули снайперов, привели их в себя. Но даже так этот третий натиск лишь отдаленно напоминал то, что было раньше. Что-то определенно сломалось в 12-й дивизии: они еще владели инициативой, но уже не могли победить.

И наши каким-то образом это почувствовали, остановив новую атаку даже не выстрелами и гранатами, а одним криком.

— Ура! — ревели ждущие врага солдата.

— Ура! — ответили им подоспевшие подкрепления Брюммера.

— Чипай! — радостно вторили всем китайские части.

* * *

Правый фланг пропустил удар, но в итоге выстоял. Левый наступал, но о каком-то котле больше не шло и речи. Впрочем, выход в тыл — это тоже неплохо. Солнце село около часа назад, пушки же только начали стихать. Никого до конца не устраивали итоги сегодняшнего дня, но так ведь обычно и бывает. Планы работают только до того, как сталкиваются с реальностью, а дальше — нужно вносить корректировки. И завтра нас ждет второй день боя, когда нам нужно будет решить, как развивать успех, как сдержать японцев, которые попытаются нас остановить. И еще бы немного поспать… Но, боюсь, об этой роскоши в ближайшее время лучше не мечтать.

Я снова стоял на обзорной сопке, мимо прокатил санитарный эшелон. В течение дня мы провели две новые ветки: одну к позиции Шереметева, откуда вывезли почти три тысячи раненых, вторую — к изгибу левого фланга, где за успехи тоже приходилось платить кровью. Буквально полчаса назад я читал доклад от княжны Гагариной со всеми цифрами. Девушка скрупулезно подсчитала, кто, с какого направления, в какой срок к ней прибыл. Не все выдержали нормативы, что приведет к новым потерям, и после боя нужно будет и этим заняться…

Но пока я был просто рад, что княжна держит свое направление в ежовых рукавицах и даже не забывает думать о будущем. Расширенный под наступление госпиталь теперь мог принять под 10 тысяч человек, а не 5, как раньше. И вроде бы неприятно готовиться к потерям, но сколько солдат теперь выживет, потому что у каждого будет кровать, а не лавка в коридоре, дополнительная медсестра, а не пустые крики по ночам и чистые бинты вместо одной надежды?

В штабной палатке меня ждал великий князь Борис, который весь день ходил важный словно гусь, но так и не сказал ни слова.