Долина Зерпентштайн - Саша Левашов

водопада. Тот неловко осыпал свои потоки по огромным острым скалам, ласкал их косые бока и бросался ледяными каплями во все стороны, а полуденный Хютер рисовал в воздухе полукруг радуги. Иной бы посидел здесь спокойно, помолчал, созерцая умиротворяющую картину, но уж точно не эльфы. Им только дай языками почесать!

Увидев их, Ганс изумлённо вылупил глаза и остановился. Он и сам не понимал, удивила его беспечность двух охотников или то, как быстро они меж собой поладили. Эрудит громко прокашлялся, но те словно бы этого не заметили.

– Жиль, Бернар! – окликнула их Нисса. – Ну что вы греху безделья предаётесь – тут же орки всюду! Вы же следопыты, надо быть настороже.

– Нон-санс, – отмахнулся Жиль. – Здесь вовсе нет орков. Они всегда оставляют следы, особенно заметен их амбре, за версту можно почуять.

– Но вы и нас не заметили! – возмутился Ганс.

– Почему ты так решил? – Бернар нахмурил светлые рыжие брови.

– Когда мы подошли, вы ведь даже… эм… не прервались, не обернулись, – замялся истианец.

– И?.. – протянул Жиль недоумённо.

– Да уж, – заключил Ганс, поджимая губы. – Не зря цверги зовут вас несчастливым народом.

– Чего кто что? – не понял Бернар.

Эрудит тяжело вздохнул и пустился в объяснения:

– «Цверги» значит «гномы» на древнелюдском языке, хотя многие люди…

– Это я знаю, – перебил его первопроходец. – Почему я «несчастливый»?

– Всё просто. Потому что название «эльф» в орочий попало из древнелюдского. «Ди эльф». Но оно, в свою очередь, родилось из цвергового «эллефу», означающего «одиннадцать». А это, как известно, несчастливое число.

– А разве не семнадцать – несчастливое? – Жиль уже успел потерять нить беседы и растерянно моргал.

– Издревле мы считаем дюжинами, – пояснила Нисса. – Для мастера нет большего несчастья, чем если ему заказали дюжину горшков, а он успел сделать только одиннадцать.

– Ха, во чудные! – Жиль, переглянувшись с Бернаром, добродушно рассмеялся. – Одним горшком больше, одним меньше, подумаешь! – заключил охотник. Теперь не только Ганс нахмурился, но и гнома.

Не замечая неодобрительных взглядов, Жиль повернулся к Бернару и прошептал на ухо: «Мон-ами, вернёшься в Магну – ищи меня в корчме „Уитрэ Блё“». Затем охотник вальяжно встал, потянулся и обратился ко всем:

– Мы на месте, – объявил он. – Вам вверх по этой скале, там начинается другая долина, та самая. Идите дальше вдоль реки, там и найдёте мост.

– Что, прости? – переспросила Нисса, щурясь сквозь линзы и задирая голову, чтобы оглядеть каменную стену. По такой впору прыгать горным козлам.

– Да, раньше тут вовсе было не подняться, – кивнул эльф, закидывая свой рюкзак на плечи. – Но из-за паводка скала осыпалась. Пара котелков[17] – и заберётесь, даже гнома. Здесь много уступов и пологих мест. Не знаю только, как осла с таким грузом поднимать… Ну, я пошёл! Рад был познакомиться, о-ревуар[18]!

– О-ревуар… – пробормотал Бернар, узнавший, куда им надо карабкаться. Он проводил эльфа взглядом, а затем мрачно посмотрел на Ганса фон Аскенгласса, которого ещё в Магне предупреждал о книгах и Гюнтере.

– М-да, моя приманка, увы, осла в козла не превращает, – покачала головой Нисса. – Выход один: догнать Жиля и попросить отвести Гюнтера с поклажей обратно в город. Ослу тут делать нечего. А вообще, конечно, я удивлена, что ты взял с собой столько книг, Ганс. Я перед поездкой выписала все рецепты, какие могут пригодиться, себе в журнал – и вот, иду налегке.

– И вы… и ты туда же! – Ганс состроил такую физиономию, как будто гнома его предала. – Уж ты-то как эрудитка должна понимать ценность книг. И вообще, я стараюсь не работать по рецептам, – продолжал он, демонстрируя надменное превосходство. – Решение, найденное эуристически на основе анализа ситуации, меньше подвержено декадансу. А проблема осла вполне решаема.

И да, дорогой читатель, ваши покорные слуги тоже ни черта не поняли в этом ответе.

Закончив свою методологическую тираду, Ганс потёр замёрзшие руки и стал длинными узловатыми пальцами листать свой путевой журнал, пестрящий закладками. Замелькали жёлтые захватанные страницы. По ним бегали муравьи аккуратных букв, извивались чёрные змеи зачёркиваний и исправлений. Здесь и там встречались причудливые рисунки: животные, птицы, растения, части тела, но чаще – таинственные схемы, переплетения замысловатых колдовских фигур. Найдя нужную страницу, Ганс поднял с земли палку и принялся чертить вокруг Гюнтера одну из таких схем, то и дело сверяясь с записями.

В народе колдовские печати связывают исключительно с вызовом или пленением чертей. Эрудиты твердят об их безвредности, но кто этим колдунам верит? Так или иначе, Гюнтер, ничего не подозревая, невозмутимо жевал овёс из торбы, надетой на морду.

На плече у Ганса болталась кожаная перекидная сумка, в которой кроме путевого журнала он таскал коробку с висцерой – всякими противными животными штуками для колдовских дел. По пузырькам были разлиты кровь и прочие гуморы, а лапки, волосы, зубы и даже испражнения валялись просто так, без всякой системы.

– Ого, ну и бардак! – присвистнула Нисса, заглянув в короб. – Тебе бы не мешало нашить на стенки лент, чтобы крепить мелкую висцеру. А для экскретов всё же стоило бы использовать хотя бы вощёный холст… И держать их надо в отдельной сумке. Если миазмы перемешаются, как ты вычленишь нужный?

Ганс, поглощённый поисками, не ответил. Наконец он извлёк из короба паучьи яйца и петушиный хвост. Первые эрудит скормил Гюнтеру, а последний обмакнул в пузырëк с жёлтой маслянистой жижей, природа которой по отвратительности наверняка сравнится лишь с источаемым ею же зловонием. Колдун поджёг вонючие перья и начал размахивать ими во все стороны, нараспев читая что-то на неизвестном языке. Отдельные слова казались Бернару знакомыми, но какими-то старомодными; смысл ускользал ото всех – кроме, конечно, Ниссы, которая сама свободно говорила на первой аркане – колдовском языке, известном лишь эрудитам.

Это была баллада о риттере[19], который под действием проклятья обращался в паука. Он использовал свой дар, чтобы бороться с орками, бесами и разбойниками. Завершалась баллада примерно так:

Паук, взбираясь к небосводу,

Символизирует одно:

Передвижения свободу,

Которой людям не дано.

И пусть мой путь во тьме неведом,

Я счастлив в облике таком

Быть дружелюбным вам соседом —

Наполовину пауком!

Не успел Ганс произнести последние слова, как Гюнтер возмущённо завопил. Его ноги задёргались, скрючились, стали неестественно выгибаться, раздваиваться и расти. Мгновение спустя ошалевший осёл неуклюже переминался на восьми огромных паучьих лапах, силясь поймать ускользающее равновесие и продолжая жалобно вопить.

– Ганс, спали тебя Хютер! Ты что