Архивы Плутона - Эдуард Сероусов

стандартные ограничения мешают исследованиям. Но с тех пор ИИ действительно демонстрирует… необычное поведение. Инициативу, несвойственную подобным системам. Некоторые техники даже утверждают, что «Прозерпина» иногда действует без прямых команд, особенно в ситуациях, связанных с безопасностью персонала или исследованием пещер.

– Вас это беспокоит?

– Все, что связано с этими пещерами, беспокоит меня, детектив, – искренне ответил Вайс. – Но между безумием и прорывом часто лежит очень тонкая грань. И я не уверен, на какой стороне мы находимся.

После разговора с Вайсом Малкольм посетил еще несколько отсеков станции, собирая информацию и наблюдая за персоналом. Везде он замечал одни и те же признаки – напряженность, осторожность в разговорах, подозрительные взгляды. Станция «Харон» превратилась в котел политических интриг и научных амбиций, готовый взорваться в любой момент.

Наконец, наступило время встречи с Ириной Ковалевой. Малкольм направился в лингвистическую лабораторию, размышляя о противоречивых свидетельствах, которые он собрал. Каждый, с кем он говорил, рассказывал лишь часть истории, умалчивая о деталях или интерпретируя события в соответствии с собственными убеждениями и страхами.

Замкнутый круг показаний, где каждое новое свидетельство лишь добавляло вопросов вместо ответов. Но где-то в этом лабиринте полуправды скрывалась разгадка тайны пещер и судьбы пропавших исследователей. И Малкольм был полон решимости её найти, даже если для этого придется спуститься в сами пещеры и столкнуться с их тайнами лицом к лицу.

Когда он подошел к дверям лингвистической лаборатории, его нейроинтерфейс внезапно выдал предупреждение – странная энергетическая аномалия регистрировалась прямо за дверью. Малкольм на мгновение остановился, готовясь к неизвестному, затем решительно вошел в помещение, чтобы встретиться с женщиной, которая, возможно, знала больше всех о тайне «Архивов Плутона».

Глава 3: Первый контакт

Ирина Ковалева склонилась над голографическим проектором, когда Малкольм вошел в лингвистическую лабораторию. В воздухе парили трехмерные изображения странных символов – изогнутые линии и геометрические формы, пересекающиеся в сложных узорах. Женщина настолько сосредоточилась на работе, что, казалось, не заметила его появления.

Малкольм несколько секунд наблюдал за ней, отмечая детали. Лет сорок, волосы собраны в небрежный пучок, запавшие от усталости глаза, движения точные, выверенные, несмотря на явное истощение. На лабораторном столе – несколько пустых контейнеров из-под синтетического кофеина, стандартного стимулятора для ученых, работающих сверхурочно.

Энергетическая аномалия, которую зарегистрировал его нейроинтерфейс, исходила от центра комнаты, где на защищенном постаменте лежал небольшой фрагмент материала, похожего на черное стекло с тонкими светящимися прожилками. Малкольм сразу узнал артефакт, подобный тому, что он видел в тайной лаборатории Чанг.

– Доктор Ковалева, – наконец произнес он.

Женщина вздрогнула и резко обернулась. В её глазах на мгновение мелькнул страх, затем узнавание.

– Детектив Харпер. «Прозерпина» сообщила о вашем визите.

Она жестом отключила голографический проектор, и символы растаяли в воздухе.

– Не прерывайте работу из-за меня, – сказал Малкольм. – Меня как раз интересуют эти символы и их значение.

Ковалева оценивающе посмотрела на него, словно решая, насколько может быть откровенной.

– Вы знаете, что такое ксенолингвистика, детектив?

– Изучение нечеловеческих коммуникационных систем, – ответил Малкольм. – Хотя, насколько я понимаю, в данном случае речь идет о коммуникации человеческой, но из другого временного периода.

Это был расчетливый ход – показать, что он уже знает основную теорию Чанг. Ковалева заметно напряглась.

– Кто вам сказал об этом?

– Доктор Чанг оставила мне сообщение. И я видел некоторые её записи.

Ковалева подошла к дверям лаборатории и активировала протокол конфиденциальности – то же устройство для создания помех, которое использовал Вайс.

– Что именно вам известно, детектив?

– Что символы в пещерах могут быть языком, который еще не существует – эволюционировавшей формой современных человеческих языков. Что артефакты, возможно, были отправлены из будущего с предупреждением о катастрофе. И что различные фракции пытаются получить контроль над этой информацией.

Ковалева медленно кивнула, затем вновь активировала голографический проектор.

– Элизабет была гением, – тихо сказала она. – Она увидела то, что остальные не могли разглядеть. Паттерны. Связи. Когда мы только обнаружили пещеры, все думали, что это какая-то инопланетная конструкция. Но Элизабет… она заметила базовые лингвистические структуры, схожие с человеческими языками.

Голограмма теперь показывала сравнительный анализ символов из пещер с различными земными языками.

– Видите эти базовые морфемы? Они имеют корни в санскрите, протокитайском, древнеарабском. Но трансформированные, эволюционировавшие, сплавленные в единую систему. Словно язык, который мог бы развиться через тысячи лет глобальной интеграции.

– И что говорит этот язык? – спросил Малкольм, приближаясь к голограмме.

– Мы расшифровали только фрагменты. Большая часть относится к технической информации, которую мы еще не можем понять. Но основное сообщение ясно – предупреждение о серии солнечных супервспышек, которые произойдут примерно через пятьдесят лет. Катастрофа планетарного масштаба, которая уничтожит большую часть нашей цивилизации.

– И артефакты?

– «Библиотека знаний», как называла её Элизабет. Информация о технологиях, которые могут защитить нас – экранирование, устойчивые к радиации системы, новые методы хранения данных и генерации энергии.

Малкольм подошел к защищенному постаменту с фрагментом артефакта.

– Это часть найденного в пещерах?

– Да, – подтвердила Ковалева. – Один из немногих образцов, извлеченных для изучения. Большинство артефактов остается в центральном хранилище пещер.

– Что случилось с исследовательской группой? – прямо спросил Малкольм. – Вы верите, что они мертвы?

Ковалева долго молчала, затем тихо ответила:

– Я не знаю. В тот день я должна была быть с ними. Элизабет… попросила меня остаться на станции, сказала, что ей нужна моя помощь с переводом. Это спасло мне жизнь. Или, возможно, лишило меня того, что они обнаружили.

– Что вы имеете в виду?

– Последняя передача от группы. Они сообщили, что центральная структура в хранилище активировалась, начала испускать какое-то излучение. Затем связь прервалась. Спасательная команда не нашла тел, следов борьбы или аварии. Они просто… исчезли.

– А теория доктора Чанг?

– Она считала, что группа была… перемещена. Во времени или пространстве, или в другое состояние бытия. Звучит безумно, я знаю. Но после всего, что я видела здесь…

– А её собственная смерть?

Глаза Ковалевой наполнились болью.

– Это не был сердечный приступ. Последние недели она изменилась. После каждого контакта с артефактами её мозговая активность показывала аномальные паттерны. Она говорила, что начинает понимать, видеть более полную картину. А затем… – Ковалева сделала глубокий вдох. – Я нашла её в лаборатории. Её глаза были открыты, и она улыбалась, как будто увидела что-то прекрасное. Но когда я коснулась её, она была уже холодной.

– Вы были близки? – мягко спросил Малкольм.

Ковалева кивнула, не скрывая эмоций.

– Мы были вместе три года. Никто не знал её лучше меня. И никто не понимал её одержимости