Доктор для следователя - Алиса Север

Я посмотрела на свое отражение в темном окне. Изможденное, уставшее лицо, но с горящими глазами. Глазами Марии Погребенкиной. И, кажется, понемногу — глазами Мариэллы, которая наконец-то нашла в себе силы не просто выживать, а жить.

Глава 8

Утро дня «Икс» началось не с паники, а с холодной, выверенной до мелочей суеты. Я проверила температуру в погребке, где стояли бочки с пивом — стабилизированный камень держал холод, как и обещал. Хлеб, выпеченный накануне, лежал ровными рядами под чистыми полотнами. Сыр и колбаса от соседей были аккуратно нарезаны. Все было готово. Как к сложной плановой операции.

Я отодвинула засов и распахнула дверь трактира. Свежий утренний воздух ворвался внутрь, смешиваясь с запахом свежей выпечки, хмеля и чистоты. Я выставила на крыльцо ту самую табличку, но перевернула ее. На другой стороне было начертано: «Открыто».

Первый час прошел в гробовой тишине. Я стояла за прилавком, вытирая уже и так сияющие бокалы, и чувствовала, как нервное напряжение сжимает виски. А если никто не придет? А если мое пиво им не понравится? А если…

Мысли были прерваны скрипом двери. На пороге стоял Геннадий, артефактчик. Он с любопытством оглядел зал, его взгляд задержался на сияющем медном тазе самовара и на мне.

— Ну что, хозяйка, выходишь на большую дорогу? — усмехнулся он. — Давай, испытывай свое варево на мне. Пинту твоего «нового» пива.

Я кивнула, наклонилась за бочкой и налила ему кружку. Пена была плотной, сливочной. Он взял ее, внимательно посмотрел на свет, понюхал и наконец сделал большой глоток.

Я следила за его лицом, стараясь не выдать волнения. Он медленно опустошил половину кружки, поставил ее на стойку и выдохнул:

— Черт. Да это… пиво. Настоящее.

Он допил остальное и толкнул кружку ко мне.

— Еще.

Это было лучше любой похвалы.

Вскоре зашли двое грузчиков с артефактного депо — те самые, что пытались вломиться ночью. Они робко переступили порог, оглядывая преображенное заведение.

— Правда, что новое пиво? — спросил один из них, избегая моего взгляда.

— Правда, — ответила я без тени упрека. Дела есть дела. — По три медяка кружка.

Они переглянулись, но деньги на стол положили. Я налила. Они выпили. На их лицах появилось то же удивление, что и у Геннадия.

— Ба… да это ж ладно! — воскликнул второй и тут же заказал еще, а к пиву — хлеба с колбасой.

Словно плотина прорвалась. К полудню в трактире было шумно. Сидели грузчики, пара возчиков на своих рогатых лошадях, даже местный писарь заглянул из любопытства. Гул голосов, звон кружек, запах еды и пива — трактир жил. Я не успевала подливать, подносить, мыть посуду. Руки и спина горели огнем, но на душе было странно спокойно. Это был знакомый ад — ад рабочего дня в переполненном отделении.

В разгар суеты дверь снова открылась. В проеме возникла мощная фигура Фрола-кузнеца. Он стоял, загораживая собой свет, и медленным, властным взглядом обводил зал. Шум на мгновение стих. Все знали о его «видах» на вдову.

Он тяжело ступил внутрь, его кованые сапоги гулко отдавались по полу. Он подошел к стойке, ни на кого не глядя.

— Пива, — бросил он мне, глядя поверх головы.

Я почувствовала, как сжимаются мышцы спины. Это был тест. Не на качество пива, а на мою прочность. Я медленно налила кружку и поставила перед ним.

— Пять медяков, — сказала я ровно.

Он удивленно поднял на меня глаза. Цена была выше, чем для остальных. Вызов был принят и усилен.

— Дорого, девица, для своих, — проворчал он.

— Качество требует затрат, — парировала я. — И я никому не должна.

Наши взгляды скрестились. В его — изумление и злость. В моем — ледяное спокойствие. Он понимал — прежней запуганной Мариэллы больше нет. Он что-то пробормотал, швырнул на стойку пять монет, залпом выпил пиво и, не сказав больше ни слова, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

В зале на мгновение воцарилась тишина, а затем гул возобновился с новой силой, но теперь в нем слышалось одобрение. Я выдержала. Хозяйка доказала свое право.

К вечеру, когда последний посетитель ушел, я опустилась на табурет за стойкой. Повсюду были грязные кружки, крошки, следы от ботинок на чистом полу. Я смотрела на этот творческий хаос, на железную шкатулку, тяжелую от медяков, и впервые за долгое время позволила себе улыбнуться. Усталой, но настоящей улыбкой.

Это был не конец пути. Это было только начало. Но первый, самый трудный шаг был сделан. И сделан твердо.

Глава 9

Тишина, наступившая после ухода последнего посетителя, была оглушительной. Гул голосов сменился потрескиванием догорающих лучин. Я стояла посреди зала, вдыхая запах пива, хлеба и человеческого пота. Привычный запах работы. Только вместо антисептика — хмель.

Медленно, на автомате, я начала собирать грязные кружки. Руки дрожали от усталости, спина ныла, но внутри было странное, непривычное чувство — удовлетворение. Почти как после удачно проведенной сложной операции. Только здесь я видела результат сразу — не в выписке пациента, а в звоне монет в железной шкатулке.

Я вымыла последнюю кружку, вытерла столы и, наконец, опустилась за прилавок, чтобы пересчитать выручку. Медяки звенели, переливаясь из рук в руки. Я аккуратно складывала их в стопки. Набежало прилично. Очень прилично. Доход за один день перекрыл все мои предыдущие траты на закупки. Я отложила сумму, необходимую для оплаты новых поставок, и у меня еще осталось. Впервые за все время в этом теле я чувствовала не просто выживание, а почву под ногами.

Внезапно в окно постучали. Легко, почти несмело. Я насторожилась, сжимая в кулаке тяжелую затычку от бочки. Но за стеклом виднелось не пьяное лицо, а испуганное личико девочки лет десяти.

Я открыла дверь.

— Девочка, уже поздно. Что случилось?

— Мама… — прошептала она, сжимая в руках потрепанную корзинку. — Мама родит. А повитуха в соседней деревне, до утра не дойти. Бабка Акулина сказала, что вы… что вы знаете.

Меня будто окатили ледяной водой. Знаю? Да, я знала. Я знала все о патологических родах, о кесаревом сечении, о послеродовых осложнениях. Но здесь? Сейчас? У меня не было инструментов. Не было лекарств. Не было даже чистой простыни. И почему бабка Акулина знает, что я могу помочь с родами? Кто это вообще? А