Махараджа - Алексей Викторович Вязовский

Лакшми. Не богиня, но и не простолюдинка. Я принцесса!. И ты напрасно тогда смеялся. Мое имя Нур Инайят Хан, я любимая дочь падишаха Майсура, Типу Султана, внучка хункара Хайдара Али, победителя инглиси (1). И я не просто так говорю тебе «возьми меня в жены» — вместе мы восстановим империю моего отца! Имя Майсур вновь воспылает яркими красками на небосклоне Индии, когда Питер-атаман и его покорная жена, принцесса Нур, обрушат свою карающую десницу на предателей и врагов!

* * *

Повороты судьбы принцессы Нур, были не менее потрясающие, как и она сама. Я слушал и не мог поверить ушам. Девушка побывала даже в Париже! При дворе покойного гражданина Капета, когда он еще был богоданным возлюбленным Людовиком XVI (2)!

— Нас, восемнадцать детей владыки Майсура, воспитывали в духе преклонения перед Францией, — рассказывала Лакшми-Нур, выписывая на моей влажной груди нечто замысловатое, словно нанося на мое тело сложные, одной ей понятные узоры. — Я знаю наизусть комедии Мольера и похабные песенки, которые распевают моряки в портовых кабачках Марселя. Много разных учителей — из всех сословий… Слишком поздно мне стало понятно, что большинство французов, прибившихся ко двору моего отца — пустышки, неудачники, ловцы удачи. Безграмотная чернь, без стыда и совести, отчего-то решившая, что имя «француз» откроет им все двери. Отец это видел, но ему было сложно отделить зерна от плевел, он был целиком погружен в борьбу с инглиси.

Она боготворила своего отца и деда, но несколько наводящих вопросов открыли мне истину — майсурские владетели были точно такими же безродными парнями, как покойный муж Богум Самру, мрачный Рейнхардт. Какая разница, что они исповедовали ислам и имели оттенок кожи, чуть темнее, чем европейцы? Дедуля был просто удачливым полководцем, в один прекрасный момент сообразившим, что правящая династия Майсура — всего лишь дохлые вырожденцы. Он отстранил их от власти и начал крушить всех подряд — в первую очередь, маратхов, сидевших на золотой жиле в виде алмазных копей Голконды. Старший сын, Типу Султан, продолжил его дело, но в отличие от отца ему не повезло в войне, в которую активно вмешались англичане. Сперва он разбил их в хвост и гриву с помощью технологии — тех самых ракет, что раздраконили донское Войско. Но потом…

— Инглиси купили всех, Питер, — со слезами на глазах призналась мне Нур. — Нас предали. Продались за золото. Инглиси уничтожили мечту моего отца и его самого…

— И вернули власть законным правителям Майсура, — подколол я принцессу. — Узурпаторам на троне всегда нелегко. Постоянно будут находится те, кто обижен, невинно или за дело пострадал, кто мечтает занять нагретое место…

— Ты не понимаешь! Отец, он проводил реформы, он менял страну к лучшему…

— О! Тогда недоброжелателей у него наверняка было еще больше. И полагаю, он не был белой овечкой.

Нур повесила голову, но честно мне рассказала про шалости еёного папаши. Он любил скармливать своих врагов тиграм. Сия забава была настолько популярна, что ему кто-то сделал механическую куклу в натуральную величину — бенгальский тигр раздирает английского пехотинца.

Когда я со смешком объяснил ей очевидную пропасть между претензией на цивилизованность ее отца и его методами устрашения врагов, Нур как маленькая девочка принялась грызть ногти — даже у принцесс встречаются пробелы в воспитании.

— Можно подумать, что маратхи, казнящие людей при помощи слонов, чем-то отличаются? — сказала она с вызовом, убрав пальцы ото рта. — Или англичане, корчащие из себя невесть что. Они привязывали тех сипаев, в ком не были уверены, к пушкам и разрывали их на части с помощью выстрела (3).

Это было что-то новенькое. Дьявольский ветер! Я думал это куда более позднее изобретение.

— Серингапатам, — в ее голосе прозвучала искренняя боль. — Я была там, когда его захватили англичане, в том числе, и этот мерзавец Уэлсли. Они разграбили все, что могли. Убили всех, кто сопротивлялся. Моего отца, братьев, сестер… Я спаслась чудом — из нас уцелели лишь двенадцать. Взяли в плен и сделали заложниками. Меня выручило европейское платье и французский язык. В противном случае меня изнасиловали бы офицеры, а потом превратили бы в бибби в солдатском борделе. Когда выяснилось, кто я — на меня показали слуги, — меня тут же отравили в Калькутту. Как приз, как игрушку, которой место в процессии триумфатора сэра Ричарда. Он не покушался на мою честь, для него я была вторым сортом. Сам мне говорил: отвезу тебя в Лондон и буду показывать за деньги, держа в клетке. Так он шутил, когда был в настроении. А когда злился, мог и плеткой отходить.

— Мне показалось, что ты была достаточно свободна. На привязи тебя не держали…

Нур зарычала как тигрица:

— Свободна⁈ Я два года провела в Форте-Уильям, не имея возможности покинуть его стены. Да, мне оказывали некоторые знаки внимания, как знатной пленнице. Не отправили на кухню или в бордель. Мне нужно быть за это благодарной братьям Уэлсли? Подонки!

Принцесса замолчала, уронив руки, безучастная, погрузившаяся в свои мысли. Я склонился и нежно погладил ее голову. Прикоснувшись губами к щеке, собрал соленые капельки слез. В этой девушке жил настоящий океан эмоций — в нем можно было утонуть без остатка.

— Питер! — прошептала она, почти задыхаясь. — Ты женишься на мне?

Я продолжал гладить ее голову, не зная, что ответить.

— Мы пойдем убивать англичан? — продолжала допытываться она. — Тебе не помешает то, что я могу дать…

— Здесь жарко, душа моя. Давай поднимемся на палубу и спокойно все обсудим.

* * *

Пока мы предавались любовным приключениям, солнце окончательно закатилось, на Бенгалию обрушилась ночь — решительно и неотвратимо. Как тигр из засады на дереве. Но сегодня темнота спасовала. Морской берег светился — тонкий контур, повторяющий все изгибы обозримого Бенгальского залива, был словно залит неоновым белоснежным светом. Это было так красиво, так фантастично, что я невольно вскрикнул, когда увидел.

— Что за чудо⁈

Нур прижалась ко мне плечом. Если все прошедшие недолгие дни нашего знакомства она всегда была рядом, то теперь желала постоянной тактильной близости. Врать себе бессмысленно — я тоже этого хотел. Обнял ее за плечи и прижал к себе еще теснее. Принцесса обмякла, вздрогнула, часто задышала. Неужели влюбилась? Я-то точно! В такую, как она, невозможно не влюбиться. Яркий, экзотический цветок, она заставляла трепетать каждую жилочку моего тела. Бросившийся было ко мне Муса