Изъ Москвы с любовью (том 2) - Сергей Анатольевич Кусков

история названия в том мире, но тут как бы логично, не придерёшься… И что-то подсказывает, там было нечто подобное. Миры где-то разошлись историей, а где-то настолько похожи в мелочах, что за голову хватаешься — ну как так⁈

Главу Разбойного приказа бы среди ночи не пустили. Но наследницу турнуть побоялись, и через десять минут после того, как мы проехали КПП, к нам, в особую камеру для переговоров, «свиданку», ввели высокую стройную, но мускулистую женщину. Метр восемьдесят, не худая, не грузная, а какая-то… Жилистая, что ли? При взгляде на такую понимаешь, что если такая не в духе, лучше идти своей дорогой параллельно её курсу, не пересекаясь. Лет ей было где-то тридцать пять, молодая ещё. Такой бы жить да жить. И как умудрилась вляпаться?

— Ваше высочество, это та, о которой вы сказали. — Начальник караула вошла в камеру вместе с двумя конвоирами и встала по стойке смирно. Деваху тем временем усадили на специальный одиноко стоящий металлический стул, пристегнув сзади наручники к специальному кронштейну. Сильной одарённой сбежать не помешает, но затруднит побег, даст несколько драгоценных секунд охране, чтобы обезвредить её. Сидя с руками за спиной, под большим углом, колдовать не комильфо — уж что, но сейчас я это понимаю. Впрочем, только не ей, инструктору спецназа с боевым прошлым, так что наедине с нею мне оставаться никак нельзя.

— Благодарю, можете идти, — отпустила её Оля.

Начкар тюрьмы вышла. Конвой остался.

— Вы тоже можете идти, — кивнула сестрёнка и им.

— Не положено, ваше царское высочество, — ответила та их охраны, которая постарше.

— Вы будете мне указывать? — Оля зажгла на ладони шар. Почти как Маша, только не настолько большой… Но я нутром ощущал — несоизмеримо более мощный. В смысле, чуть более разрушительный для окружающих при меньшем размере, и не спрашивайте, как это чувствую, не скажу. В целом закономерно — Оля всё же не писюха мелкая, и опыт за плечами поболее, как и концентрация. И кровь, род из тех, где самые-самые — уверен, что и в моём случае сыграла кровь, ибо я сильно не первый близнец в этом мире, но ни разу о подобном пробуждении у мужчин не слышал. У нас с Олей, Машей и Женей, да и Ксюшей тоже мощь дара в крови, преимущество древних, впитавших лучшие гены родов. Вот они такие сильные и получились, все четверо, а я… Стал просто магом. Первым за всю историю после кометы.

— Девочки, идите, — добавила она мягче. — Я с пятью такими справлюсь.

— К-как прикажете, ваше высочество, — склонилась старшая конвойная, поняв, что не по статусу лаять на царевну, даже если та решила самоубиться, и, сделав жест напарнице, направилась к выходу. Вторая вздохнула, но последовала за ней. Дверь за ними закрылась, послышался звук запора, и мы остались втроём.

— Ваше высочество? — с улыбкой подняла голову молчавшая до этого конвоируемая.

Оля погасила шар и осталась стоять. Я же картинно выставил перед девахой стул, обычный удобный контроский «следовательский», и сел напротив, в пяти метрах от неё. Ближе боялся — Оля может не успеть в случае чего, а акустика в «свиданке» отличная.

— А это, полагаю, тоже царское высочество? — щербато улыбнувшись, перевела она взгляд на меня. И было в этом взгляде нечто, что заставило бы отшатнуться — ненависть. Презрение. К нам, как к классу, сословию. А ещё пренебрежение жизнью — она за малым не ринулась в самоубийственную атаку: «Пусть сдохну, но заберу кого-нибудь их ЭТИХ». И останавливал её отнюдь не страх. А коварная сука по имени «надежда».

— Анфиса Мариевна Братиславская, — начал я. — Тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения. Дочь личной дворянки Марии Братиславской, посему продолжила карьеру военной, ради потомственного будущей дочери. Учебка в Артемьевске. Афганистан. Иран. Манчжурия. — Я говорил по памяти, как запомнил из досье, сверяясь лишь со шпаргалкой — тезисами из её досье, начерканными на листе бумаги. — Диверсионные подразделения, секретные задания. Ранение под Харбином — признана негодной к несению службы в спецчастях. — При этих словах приговорённая к казни кисло скривилась — видно, та ещё боль. Такие люди не видят себя в мирной жизни, они живут войной. — Переведена в инструкторы в школу диверсантов номер три, посёлок Кулебяки Нижегородской области. Где рожаешь дочь Ксению и продолжаешь службу инструктором. Родная, чего тебе не хватало? Нахрена тебе сдалась эта наркота? — добавил я в голос злости и подался вперёд, в агрессивной позиции.

Деваха вспыхнула, вскинулась, глаза её засверкали, но у Оли, я боковым зрением увидел, и магически почувствовал, в руке вспыхнул новый огнешар, и приговорённая опала.

— Много ты понимаешь… Царевич, — фыркнула она.

«Царевич» это прозвучало жалко. Хотела сказать типа матерно, как оскорбление, но оскорблением это не выглядело.

— Так объясни, — парировал я. — Да, не боевая часть. Всего лишь инструктор. Но у инструктора должно быть вполне неплохое жалование. Плюс, личное дворянство. Плюс, медицинская страховка. Плюс…

— Да манала я твою страховку, понял! — заревела она, перебивая, и по лицу осуждённой потекли слёзы. — И личное дворянство я манала! Из-за него всё! Нам, как дворянам, закрыты все двери, как привилегированным! Любое лечение платно! Никаких субсидий! Никаких льготных операций — нас даже на очередь отказались ставить! А где я возьму эти сраные двадцать тысяч при жаловании в триста? Где, мать твою, спрашиваю? Что мне делать, если мой ребёнок умирает? У неё уже третья стадия была, когда обнаружили. Третья! А сейчас четвёртая. У неё в голове вот такая шишка изнутри на мозг давит! Неоперабельная! А целители, ваше царское высочество, простому люду не по карману. Мало их, на всю страну всего несколько тысяч. На полсотни с лишком миллионов человек. Где я могу достать эти деньги быстро, пока Ксюша не умерла? Да лучше б у меня его нашли — я под страховкой! А она — нет. «Иди в жопу, Анфиса Марьевна, страховка только у прошедших контракт, и у тех, кто на контракте на гражданке, как у вас. Дети не подпадают». Я б себя на органы продала, в рабство бы пошла, да никто не берёт. Что мне делать, а, ваши высочества?

— Вместо твоей дочери от «Стимулятора» должны погибнуть другие люди, — едко произнесла Оля. Ибо я, скажу честно, немного смутился — очень убедительно эта Анфиса говорила. Энергично, эмоционально, и в её словах была логика. А вот начальница сыскного приказа имела иммунитет, каковой пока не выработался у меня. Как раз на такие случаи. Ибо без иммунитета на их службе делать нечего.

— Как гражданка нашего общества я себя не оправдываю, —