Жуков. Зимняя война - Петр Алмазный

халат на стул. Я чувствовал ее взгляд на себе, пока снимал китель и сапоги. Лежа в постели, положил руку на ее бедро. Кожа ее была прохладной и гладкой. Шура не вздрогнула, лишь перевернулась ко мне, и в темноте я увидел отблеск ее глаз.

Никаких слов. Никаких нежностей. Только взаимное, давно назревшее напряжение, наконец нашедшее выход. Ее пальцы впились в мои плечи, когда я вошел в нее. Не в порыве страсти, а с твердой, почти суровой решимостью. Такую же решимость я видел и в ее ответном движении навстречу.

После она лежала, прижавшись лбом к моему плечу, дыхание еще не совсем успокоилось. Я провел ладонью по ее спине, чувствуя под пальцами тонкую, упругую кожу и выступающие позвонки.

— Спи, — сказал я коротко.

Она что-то тихо прошептала в ответ, но я уже не вслушивался. Долг был исполнен. Ее — как жены. Мой — как мужа. В этом был свой порядок и свое спокойствие. Я натянул на себя одеяло и закрыл глаза. Завтра предстоял тяжелый день.

Глава 3

На следующее утро, перед самым совещанием у Хозяина, меня неожиданно вызвал к себе Георгий Максимилианович Маленков, начальник Управления кадров ЦК и секретарь ЦК, член Оргбюро.

Его кабинет в ЦК на Старой площади был просторным, но аскетичным. Он сидел за большим столом, заваленным бумагами, и на его лице играла привычная, ничего не выражающая улыбка.

— Георгий Константинович, садитесь, — пригласил он, жестом указывая на стул. — Хочу поздравить вас с первыми успехами. До нас дошли сведения о поставках иностранного оборудования. Это впечатляет.

Я молча сел, ожидая продолжения. Комплименты от Маленкова могли оказаться прелюдией отнюдь не к дружеским объятиям.

— Однако, — он сложил руки на столе, — некоторые товарищи выражают озабоченность. Вы действуете несколько непривычным путем. Через лиц, чья благонадежность… вызывает вопросы.

— Оборудование проходит все положенные процедуры оформления в наркомате внешней торговли, — парировал я. — Оно необходимо для выполнения решений, одобренных Политбюро.

— Решения — да, — кивнул Маленков. — Но методы… Вы понимаете, в нашем государстве идеологическая чистота не менее важна, чем производственные показатели. Мы строим социализм, а вы пользуетесь услугами людей, связанных с эмигрантскими кругами. Это создает опасный прецедент.

Он смотрел на меня, и в его глазах читался холодный расчет. Маленков видел в моих успехах угрозу своему растущему влиянию. Он не мог открыто выступить против реформ, одобренных Сталиным, но мог попытаться дискредитировать меня лично, обвинив в связях с «ненадежными элементами».

— Моя задача — укреплять оборону страны, — ответил я, не повышая голоса. — Вы не хуже меня, Георгий Максимилианович, знаете. что в Европе идет война и она приближается к нашим границам… Так, что эти каналы позволяют получать то, что наша промышленность не может дать сейчас. Качество техники подтверждено специалистами ГАБТУ. Что касается благонадежности… — я сделал небольшую паузу, — я действую в рамках, согласованных с товарищем Берией. Все поставки находятся под контролем компетентных органов.

Упоминание Берии заставило Маленкова чуть поменяться в лице, которое делало его похожим на великовозрастного младенца. Он понял, что я не один в этой игре и что за моей спиной стоит могущественный союзник.

— Контроль — это хорошо, — сказал он, меняя тактику. — Но и бдительность никогда не бывает лишней. Я просто выражаю озабоченность, которую высказывают многие партийные товарищи. Уверен, вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — кивнул я, поднимаясь. — И я уверен, что товарищи оценят результаты, когда новые тягачи начнут буксировать орудия на учениях. Прагматизм в вопросах обороны — тоже партийный принцип.

Выйдя от Маленкова, я отправился в Кремль, где было назначено совещание, с участием товарища Сталина. До начала совещания оставалось минут пятнадцать. Я сел в служебную «эмку».

Пока автомобиль, столь памятный по Халхин-Голу, катил по утренним московским улицам, я оценивал ситуацию. Маленков явно зондировал почву. Вряд ли этот младенчик не знал о том, что за мною стоит Берия, скорее всего — сам нарком НКВД ведет двойную игру.

Поневоле вспомнилось содержимое конверта, найденного мною еще в гостиничном номере. Внутри него оказалось несколько фотографий и листок с машинописным текстом. На снимках — мой связной, лейтенант Еремин, беседующий с неизвестным.

К фотографии приложена расшифровка беседы, из которой следовало, что эти двое обсуждали мою «излишнюю инициативность» в контактах с Зворыкиным, связанным с белогвардейскими разведцентрами.

Кем является собеседник Еремина, я пока не знал, но сам пакет, в котором были и другие любопытные материалы, свидетельствовал, что за моей спиной ведется какая-то возня. Если ее затеял Берия, то парировать нужно аккуратно.

Я вышел из машины, показал пропуск часовому и направился в зал заседаний. Члены Политбюро и наркомы уже собирались. Берия, оживленно беседуя с Микояном, бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд.

Заняв свое место, я дождался, когда Сталин войдет и займет председательское место. Обсуждение началось с отчетов по квартальным планам. Я ждал своего момента, еще раз пересмотрев свои записи.

Когда мне дали слово для доклада о ходе реформ, я четко и лаконично изложил данные, о том, что было достигнуто за прошедшее время, упомянув и о первых поставках американского оборудования, через каналы Внешторга.

— Вопрос контроля за такими поставками крайне важен, — сказал я, переводя взгляд на наркома внутренних дел. — Требуются оперативники, которые понимают разницу между надзором и несанкционированной инициативой. Некомпетентность или самоуправство на этом участке могут сорвать все начинания.

Я говорил ровным голосом, глядя прямо на Берию. В зале повисла тишина. Все поняли, что за формальными словами стоит конкретный сигнал. Нарком дернул уголком рта, будто хотел улыбнуться, но передумал, кивнул, делая пометку в блокноте.

— Вопрос понятен, Георгий Константинович. Кадровые решения будут приняты. Обеспечим надежный контроль.

Больше к этой теме мы не возвращались. Контрудар был нанесен и понят. Берия осознал, что его игра раскрыта, и отступил. Пока. Когда первая часть совещания завершилась, и Сталин удалился в свой кабинет, Берия нагнал меня в коридоре.

— Насчет того оперативника, — тихо сказал он, подходя вплотную. — Завтра же будет переведен на другую работу. Назначим более… сговорчивого.

— Надеюсь, — я кивнул и пошел дальше, не оборачиваясь.

Очередной раунд был выигран. Теперь можно было сосредоточиться на главном — подготовке к войне, которая шла не в коридорах власти, а за пределами наших границ. Пока за пределами наших границ.

Через два часа совещание продолжилось, но в более узком составе. За длинным столом, накрытом малиновым сукном, сидели Сталин, Берия, Ворошилов. Дым от папиросы вождя медленно поднимался к потолку. На столе передо мной лежала моя докладная записка.

Сталин прошелся вдоль стола, остановился за моим стулом.