Флигель-Адъютант - Евгений Адгурович Капба

— А знаешь, Эдвард... — обернулся горбун. — Твои отродья угробили Цорна, переломали ему все кости. А охрана просто изрешетила их пулями из "Федерле". Ты не такой уж неуязвимый, понимаешь?

Этого хватило, чтобы я нажал на курок. Грохнул выстрел, пуля пробила башку таинственного Эдварда, он рухнул навзничь, а я всё стрелял и стрелял, пытаясь попасть по страшному горбуну и его зверюшкам. Судя по пронзительному скулежу — как минимум несколько раз мне это удалось.

Оставаться на одном месте было смерти подобно, и я, перезарядившись, устремился к своей цели — небольшому домику на берегу. Вассер, по словам пленных тевтонов, скрывался именно там, и я намеревался раскрыть его тайну — чего бы это мне ни стоило...

Я старался двигаться скрытно и огибать места, где слышались человеческие голоса. Если быть честным — действие первитина проходило, и я чувствовал, что совершенно не в силах и дальше геройствовать здесь, на острове. Более того — накатывало некое странное, болезненное состояние, которое и вовсе грозило превратить меня в жалкую развалину.

А судя по слухам об оружии, которое собирался применить Пьянков-Питкевич — лучшей защитой от него было расстояние. Или — водная толща... И потому — следовало поторапливаться!

* * *

XXIV ТАЙНА ОСТРОВА ВАССЕРА

Патроны для "Гаранта" всё-таки закончились, и я бросил винтовку, вооружившись пистолетом. Остров был довольно большой — не меньше десяти верст в поперечнике, и из лабораторного корпуса, видимо, разбежалось немало подопытных экземпляров, потому что я прикончил дюжину тварей и еще несколько охранников с пистолетами-карабинами "Федерле", которые гнались за ними. Они все принимали меня поначалу за тевтона — наверное, благодаря вооружению и обрывкам хаки, которые теоретически можно было в темноте принять за протекторатский фельдграу. Анархисты — имперцы, аппенинцы и арелатцы в большинстве своем — материли меня на всех языках, а я стрелял в ответ из винтовки. Друзей тут у меня не было.

Усталость накатывала волнами, выворачивала суставы, заставляла глаза слезиться, а сердце — стучать так быстро, будто я пробежал марафонскую дистанцию. Чертов первитин, чертовы наркотики! Я думал, что сдохну... Но самым большим кретинством было бы принять вторую таблетку, а потому — терпел, хлебая воду из полупустой фляжки и мечтая о минуте, когда смогу просто лечь — и уснуть.

До домика на берегу я добрался, когда первые лучи солнца уже осветили вершины далеких гор в розовый цвет, и, вглядываясь в удивительные пейзажи, представшие перед моими глазами, я понял, где нахожусь!

Гегамское море, долина Шемаха, остров Ахтамар! И там, на другом берегу — старинный, огромный, великий город — Шемахань!

Это было настолько неожиданно и настолько радостно, что я чуть не расплакался. А может — снова давал о себе знать чертов первитин... Я понятия не имел, сколько прошло времени — но точно не больше недели, и ничего еще не было потеряно, и я мог переплыть море и найти гостиницу Башира, и Ину Раджави, и отыскать Императора со Стеценкой! Я не проиграл! Ещё ничего не потеряно!

— Вы — не он, — сказал усталый голос. — Вы совершенно точно не он, теперь я вижу это ясно. Глупо было предполагать, что эти дефективные выполнят задание Монтгомери как положено.

Мой пистолет мигом оказался направлен ему в живот. Это был Борменталь, я узнал его по тембру и интонациям! Высокий, плечистый, с интеллигентным лицом, в опрятной одежде, он смотрел на меня испытующе и без доли страха.

— Вы кто — Карский? Или Недорубов? Нет, погодите, Недорубов — старше... Козырь?

Я покачал головой. Фамилии были знакомыми, видел их в списках полных кавалеров Серебрянного креста, общался вживую — настоящие герои, богатыри! Не я им чета. Но его осведомленность поражала!

— Сергей Бозкуртович Волков, этнограф. Экспедиция Имперского географического общества.

— Ах, ИГО! Епархия Крестовского? Можно было догадаться, что вы в конце концов сюда доберетесь... Тогда позвольте и мне представиться — доктор медицины Иван Арнольдович Борменталь... Хотя чего это я — вы наверняка тут всё про всех знаете! И что теперь — убьете меня? — кажется, перспектива получить пулю в брюшную полость его не пугала.

По крайней мере — предпринимать что-то по этому поводу Борменталь не собирался.

— Я — нет. Лично вас мне убивать не хочется. Я наслышан о вашей работе с профессором Преображенским, многие уважаемые люди отзывались о вас как о человеке достойном, интеллигентном и потрясающем профессионале. Но кой черт вас вообще понес в компанию этих шарлатанов от науки? Вы могли бы неплохо устроиться в нынешней Империи, с лоялистами покончено, такие люди, как вы, нужны стране, можно жить и работать...

— Я наркоман, — печально усмехнулся Борменталь. — Едва перескочил с морфия на первитин, теперь умираю немного медленнее. Со мной всё кончено. Хайд и Цорн обещали мне лечение, а дали еще один наркотик.

Мне было искренне жаль этого великого ученого и в общем-то хорошего, но опустившегося человека. Не знаю, в чем была причина моей сентиментальности, но я вынул из сумки три жестянки с трофейным первитином и сказал:

— Вот. Этого должно хватить.

— Хватить на что?

— На путешествие в Наталь.

— В Наталь? — удивился Иван Арнольдович. — Зачем мне Наталь?

— Синий Каскад Теллури. Лучшая реабилитационная клиника в мире. Вы можете напрямую обратиться к архиепископу Стаалю, или — к минееру Бооте, коммандеру ван Буурену или к доктору Глазенапу — сразу в лечебницу. Скажите кому угодно из них, что вы от поручика, расскажите обстоятельства нашего знакомства — там поймут, уж поверьте... Знаете инженера Лося? Он сидел на опиуме и хавре, а теперь — пробавляется коньячком в Аркаиме. Я и сам думал, что это невозможно, когда вылавливал его из болот Ассинибойна, более похожего на овощ, чем на человека.

Борменталь, как клещами, ухватил своими тонкими пальцами коробочки с первитином и судорожно принялся распихивать их по карманам элегантного костюма. А потом взял себя в руки, собрался и проговорил:

— Тут у причалов есть парусные ялики, два или три. Умеете управляться? Бежим вместе из этого проклятого места!

Я невесело усмехнулся:

— У меня тут осталось неоконченное дело...

— Дело... — его глаза вдруг расширились. — Так вы ТОТ поручик?

Мне ничего не оставалось, кроме как расправить плечи, щелкнуть каблуками,