Каюр - Андрей Алексеевич Панченко

— Понижается. Пока не значительно. Будем наблюдать. Возможно завтра возобновится метель. — Оторвавшись от барометра, Мэйсон обеспокоенно взглянул на небо — И температура падает. Не нравится мне это.

— Чёрт! — Я выругался, сплюнув вязкую слюну на снег — Хреново!

— Пока рано что-то говорить, надеюсь обойдется — Попробовал взбодрить меня Мэйсон, с жалостью глядя на побледневшего Ричарда — Может стороной обойдёт.

— Может и обойдёт — Не весело усмехнулся я — Как бы там не было, завтра выходим по новому графику. Ускоряемся с обустройством, нужно лечь пораньше. Завтра выходим без горячего, Ричард подготовь пайки на утро, и всем смазать лыжи! Утром сам проверю!

Да, лыжи наше всё, и парафин отлично работает! Переезд на собаках через ледяное побережье пустынной Гренландии… Я бы выразился иначе: «переход пешком, с собаками». На поездку, во время которой, мы, укутавшись в теплые одежды, лежим на застланных мехами нартах, словно в люльке, и катимся подобно русским боярам, на тройках зимой, как показывают в некоторых фильмах, это не похоже. Мы идем на лыжах, а собаки тянут свой непосильный груз. Точнее они тянут, а мы толкаем, ибо мест, где местность не ровная и собакам приходится помогать, хоть отбавляй. Мы выматываемся к концу дня так, что хочется упасть мордой в снег и не вставать, а с завтрашнего дня нам придётся идти на два часа больше! Выдержат ли парни? Не знаю… Я спокоен за Ричарда и за себя, мы точно справимся, а Мэйсон и Льюис… Штурман идет налегке, и то с трудом справляется с заданным мною темпом движения. Он старается и за почти пятьдесят дней пути почти втянулся, его организм почти приспособился, и вот теперь новая нагрузка! Мэйсон же тяжеловат, он больше нас всех и оттого менее подвижен. Он порядком скинул веса, со дня ухода с зимовки, однако и мы с мужиками толще не стали, тоже изрядно похудев, сейчас мы похоже на гончих, и угнаться за нами тяжеловесу нелегко.

Все мои худшие опасения подтвердились. Выйдя утром из иглу, мы немедленно попали в пургу. Ледяной ветер с силой швырял колючий снег в наши заспанные лица, рвал одежду, стремясь найти прорехи, засыпал снегом и так почти скрывшиеся с глаз нарты. Непогода набирала обороты.

Никто не жаловался. Мы только что ушли с места гибили Сэсила, и парни понимали, что еще одну, точно такую же груду камней, мы вскоре можем встретить на своём пути, если не поторопимся. Да что там камни, скорее всего это будет просто сугроб, который заметёт тела отправленных на верную гибель мужиков.

Я переставляю ноги как автомат, как робот. В голове давно нет ни каких мыслей. Заледенелые рукава фуфайки и ворот замерзшей лыжной маски натирают кожу, изо рта вырываются клубы пара, который немедленно оседает на шерстяном подшлемнике. Снять его будет проблемой, волосы смерзлись с маской и отодрать их можно только с корнем, или после того, как иней растает. На моих глазах снежные, затемненные очки, через которые почти ничего нельзя рассмотреть. Цветное стекло быстро забивается снегом, и велик соблазн сдернуть с лица надоевшие окуляры. Но нельзя. Вокруг нас царство белого цвета. Под ногами сверкает лед, снег вихрями носится вокруг нас, заполняя собой всё вокруг, а над головой белые облака. В этой стерильной обстановке легко ослепнуть и повторить судьбу Эдварда. Я категорически запретил снимать очки, заменить их можно только на эскимосские илгааки (солнцезащитные очки из моржовой кости с узкой щелью) или на очки с другим цветовым фильтром.

Я иду впереди своей упряжки, задавая темп движения всей группе. Точнее идет наша связка, из лыжника и собаки. Впереди всё-таки Маньяк, готовый первым принять на себя все неприятности, будь то полынья, трещина или стена торосов. Маньяк идёт по следу прошедшей тут раньше группы полярников, и сам выбирает путь. Метель скрыла все следы пребывания человека в этом диком краю и, если бы не собаки, мы давно бы сбились с пути.

Второй день адской гонки. Иначе этот бег на лыжах не назвать. На кратких остановках толком не отдохнуть, пока собаки приходят в себя, а изможденные переходом спасатели запихивают в себя перекусочный шоколад, я осматриваю парней на предмет обморожений. В такую погоду можно обморозится и не заметить этого, и тогда наша спасательная партия сама превратится в терпящих бедствие неудачников. Я же трачу на это своё свободное время и не зря. Признаки обморожения есть у всех. Ричард не уследил за щеками и носом, Льюис вполне может лишится мизинца на левой руке, а Мэйсон как следует не просушил обувь. Вездесущий снег, проникает всюду, тает на теле и пропитывает одежду, которая мгновенно замерзает на жгучем морозе. Наша верхняя одежда стала как панцирь, из которого не выбраться без посторонней помощи. Еще немного, и мне придется брать в руки ампутационный нож, если не принять срочных мер. Эта гонка может стать для нас последней.

— Надо разбивать лагерь! — Наконец принимаю я трудное решение — Нужно обогреться, поесть горячего, просушиться как следует, иначе до беды не далеко.

— Мы их не догнали! — Ричард смотрит на меня умоляюще, на его обмороженных щеках сверкает лед. То ли это растаявший снег, то ли слезы…

— И не догоним, если не сбавим темп! Приди в себя Ричард! Мэйсан и Льюис могут лишится пальцев, и тогда нам придется спасать уже их! Да и ты можешь остаться без носа! Если мы срочно не согреемся и не окажем сами себе помощь, Чарли не поможет уже никто!

— Ты думаешь они выдержат еще один день⁈ — Ричард смотрит на меня как на предателя.

— А мы выдержим⁈ — Я беру Ричарда за перевязь, на которой у него на грудь крепятся варежки, и дернув на себя показываю на изможденного Льюиса, а также на хромающего Мэйсона — Их тебе не жалко⁈ Мы два дня шли в метель, и если продолжим, погибнем все, ничем не сумев помочь твоему брату!

Ричард стоит, понурив голову. Он мой друг, именно такой, который может появится только на войне или вот в таких, смертельных условиях, где люди ходят по тонкой грани между жизнью и смертью. Мы спасали друг другу жизнь много раз, и это дружба уже больше чем даже