Ювелиръ. 1807 - Виктор Гросов

И камень закричал.

Зелень умерла, сменившись густым, багровым огнем. Сцена мира обратилась в сцену войны. Золотая нить стала кровавым шрамом.

В кабинете воцарилась тишина. Мария Фёдоровна смотрела на чудо с тихим восторгом — свою аллегорию она получила. Однако я еще не закончил.

Медленно повернувшись к Императору, я вновь склонил голову.

— Ваше Императорское Величество, — заставил я голос звучать твердо. — Этот уральский самоцвет уникален. Прежде он не имел имени. Я осмелился… дать ему имя, в честь того, кто ныне ведет Империю. Я назвал его… «александрит».

Я создал новый минералогический вид и присвоил ему высшую пробу — имя Императора. Это была огранка не кристалла, а самой Истории. Да простят меня финский минеролог, открывший его и племянник нынешнего царя, в честь которого был назван он в моем времени.

Император замер. Фарфоровая чашка в его пальцах звякнула о блюдце. Медленно, с почти неслышным стуком, он поставил ее на подоконник. Маска холодного самообладания сползла, и на мгновение под ней проступило удивление. В его взгляде было какое-то восхищение, будто он смотрел на единственного человека, который понял его без слов.

Он подошел к столу и протянул руку. Я вложил печать в его ладонь. Он не смотрел на камень — он смотрел на меня.

— Это… — он начал и осекся, подбирая слова. В его голосе зазвучали почти человеческие нотки. — Это дерзко, мастер. Невероятно дерзко. Вы заглянули туда, куда не принято заглядывать.

Он повертел печать, наблюдая за игрой цвета.

— Вы говорите о двойственности… — задумчиво произнес он, больше для себя, чем для нас. — Вы правы. Иногда приходится платить кровью за право строить.

Подняв на меня потеплевшие глаза, он сказал:

— Вы не ювелир, мастер. Вы — философ, который научился говорить на языке камней.

Уголки его губ тронула улыбка. Не снисходительная улыбка монарха, а какая-то улыбка уважения.

Мария Фёдоровна наблюдала за этой сценой с незамутненным счастьем на лице.

Я же, глядя на Императора, ощущал тяжесть. Я пробил брешь в его броне. Неужели получилось?

Не выпуская печать из рук, император, ощупывал пальцами поверхность, будто пытаясь изучить скрытую внутри механику, несколько раз нажав на потайную кнопку. Маслянистый щелчок идеальной подгонки интересовал его больше, чем игра света.

— Ваше умение работать столь тонко, — произнес он задумчиво, — навело меня на мысль. Есть одна государственная задача.

Положив печать на стол, он внимательно посмотрел на меня.

— Нашу казну, мастер, точит червь. Фальшивые ассигнации. Они текут в Россию рекой, подрывая доверие к слову Государя. Каждый такой рубль — это гвоздь в гроб нашей экономики.

Он смотрел прямо, без эмоций. О, я прекрасно знал, о чем речь. В моем мире это называлось финансовой войной.

— Решение мне подсказали, — продолжил он, — в Париже, в мастерской часовщика Бреге. Мне говорят, что там есть станок для нанесения гильоша.

Желудок скрутило в ледяной узел. Гильош…

Господи, да это же Эверест точной механики.

— Этот станок наносит на металл узор такой сложности, что его невозможно подделать. Я хочу, чтобы наши новые ассигнации были защищены так же. — Он сделал паузу, голос его стал жестче. — Однако Бреге свой секрет не продает. Мои инженеры из Монетного двора бились над этой задачей год. Привезли мне вот это.

Он презрительно щелкнул пальцами.

— Громоздкое, неуклюжее чудовище, которое ломается после десятого оборота. Они говорят, что секрет в особом сплаве резцов и системе… как его… двойных эксцентриков. Пробовали — металл крошится, узор рвется. Что вы думаете об этом, мастер?

Кажется, он проверяет знаком ли я с терминологией, или мой успех с печатью — просто счастливая случайность.

— Мне кажется, дело не только в эксцентриках, Ваше Императорское Величество, — ответил я, и мозг включился на полную мощность. — И не столько в сплаве. Главный враг здесь — микровибрации. Если станина станка «дышит» даже на волосок, самый лучший резец даст рваную линию. Нужен фундамент, который гасит колебания. Возможно, установленный на свинцовой или песчаной подушке.

В его глазах промелькнул интерес. Он ожидал услышать о «секретах мастерства», а получил анализ.

— А резцы… — продолжил я, входя в азарт. — Их нужно не просто закаливать. После закалки в металле остается колоссальное внутреннее напряжение. Его необходимо снимать — проводить многоступенчатый, медленный отпуск при строго контролируемой температуре. Тогда сталь станет вязкой, а не хрупкой. Она будет резать, а не крошиться.

Александр слушал, на его лице медленно проступало то же выражение, что и у Боттома на фабрике. Выражение человека, который понял: я вижу не следствие, а причину.

Я знал, что палился своими знаниями. Но что мне могут предъявить?

— Так вы считаете… это возможно? Построить такую машину здесь, в России?

— Все возможно, Ваше Величество. Если подходить к делу с расчетом, а не на глазок.

— Создадите для России такую машину, мастер Григорий, — он чеканил слова, как монеты, — и ваша мастерская получит звание «Поставщика Двора Его Императорского Величества».

Иди ж ты! Поставщик Двора… За этими словами стояло больше, чем золотая табличка на двери. Это вечный пропуск. Гарантия того, что ни один чиновник, ни один гвардейский хлыщ не посмеет даже косо посмотреть в твою сторону. Настоящая, юридически заверенная свобода делать то, что я хочу.

И тут в наш сугубо деловой разговор вмешалась третья сила.

— Сын мой, — голос Марии Фёдоровны был мягок. Подойдя, она встала рядом со мной и положила свою тонкую, сухую руку мне на плечо. Жест — чистая демонстрация. — Ты ставишь перед ним задачу государственной важности. Но требуя невозможного, нужно дать и соответствующие средства.

Ее взгляд, устремленный на сына, говорил: «Ты нашел гениальный инструмент, но я покажу тебе, как им правильно пользоваться».

— Чтобы создать такую машину, мастеру потребуется и талант, и полная поддержка казны. И, — она сделала паузу, — ему нужно достойное место. Государственная задача требует государственного подхода.

Она формулировала условия. И Александр, на мгновение нахмурившись, понял: его мать только что виртуозно превратила прагматичный приказ в акт монаршей милости, за который я теперь буду обязан и ей тоже. Вот это женщина.

— Вы правы, матушка, — сказал он, чуть склонив голову. — Мастер получит все необходимое.

Он снова посмотрел на меня. Ждал ответа.

Я сделал глубокий вдох. Надеюсь, я об этом не пожалею.

— Для меня будет честью послужить России, Ваше Императорское Величество. Я