Амлет, сын Улава - Адель Гельт

class="p1">Вышли из узости на простор, ветер переменился, вновь хлопнул парус. Берега стали еще зеленее, овец на них, кажется, только прибавилось. На одном из многочисленных холмов стала видна башня, целиком выстроенная из камня, и довольно большая: дюжина бойниц в ряд, по одной стене не башня, а целая крепость!

Сам порт мне и нам, с одной стороны, понравился, с другой – нет.

Бухта, совсем было истончившаяся к своему окончанию и тому месту, где в нее впадает небольшая местная река, названия которой я не знал, но забыл, вдруг превратилась в малый залив, довольно широкий берегами и, судя по цвету воды, глубокий дном.

Прямо с берега на глубокую воду тянулись широченные и длинные, даже издали, причалы, к каждому из которых корабли могли приставать сразу с двух сторон.

- Эта штука называется «пирс», - просветил меня Хетьяр. - Вернее, так она называлась, ну или будет называться, в наше время, а как сейчас и здесь — я не знаю. Вот только решение спорное, особенно — с учетом здешних глубин. Видишь, Амлет, пирсы стоят на сваях, это очень дорого и сложно, тем более, в вашем случае, ни специальной техники, ни толкового магостроя… Сделали бы понтоны, уж на такое местного умения бы хватило, и вышло бы куда дешевле.

- По мне, так это попросту двухсторонний причал, - я пожал плечами. - Ох уж эта твоя привычка, там, в будущем, всему, что есть на свете, давать по два-три названия!

- Вы так, конечно, тут не делаете, ага, угу, - ехидно усомнился дух. - Одни кениги чего стоят, когда два скальда не понимают, что имел в виду каждый из них, и уже вместе им нипочем не понять третьего!

- Кениг длиннее слова, и имеет волшебную необходимость в себе! - мне вдруг стало немного огорчительно, и я сделал то, чего сам себе обещал никогда больше не делать: ввязался в спор с тем, кто гораздо умнее меня. - У кенига есть смысл и значение, до которого можно догадаться, если как следует подумать, а еще — услышать вису или нид, в которые влита капля меда поэзии! Ваши же короткие словечки — они зачем? Вот этот твой пирс. Пирс, пирс. Будто мышь пищит, глупо!

Дух вновь проявился зримым образом, и в него сейчас тыкали пальцами рёси нашего большого кнорра: они уже видели его во время плавания, но такие волшебные явления никогда не надоедают, и им, конечно, было так же интересно, как и в первый раз.

- Ты мне, все же, ответь! - я вздыбил шерсть на загривке, давая понять, что нипочем не отступлюсь. - Зачем нужны такие короткие слова и для чего их так много?

- Спешим жить, - ответил сын Сигурда.

Немного помолчали, я – остывая и сам себя приводя в чувство и ум, дух — верно, думая о чем-то своем, оставшемся в непредставимой дали будущего времени.

Чаемый берег становился все ближе: уже хорошо, в подробностях, были видны береговые постройки, уходящая вдаль дорога и снующие туда-сюда люди и повозки. До нашего прибытия, кажется, почти никому не было дела, люди были заняты: в порту прямо сейчас то ли разгружали, то ли готовили к отплытию еще два корабля, пусть и поменьше нашего.

- Хороший торговый порт. Для ваших, конечно, времен и мест. - Сообщил Хетьяр, додумавший свою неявную думу. - Может сразу принять на разгрузку десять… Нет, дюжину, таких кораблей, как наш. Склады тоже, ну, немаленькие, - дух показал на то, о чем говорил: очень большие, по исландским меркам, деревянные сараи, крытые дранкой и сланцем. Вот только…

- Дай, догадаюсь, - перебил я собеседника. - Ты сейчас скажешь, что этот порт слишком легко взять штурмом и разграбить?

- Уже не скажу, но в виду имел именно это, - согласился Сигрудссон. - Даже несмотря на вон тех суровых ребят.

Суровые ребята оказались представлены тремя кораблями, два из которых были обычными ладьями, при веслах и с парусом, третий же напоминал немного тот славный кораблик, что утопили морские быки в морской битве дня моих совершенных лет. На нем тоже стояло метательное устройство, и даже не одно, мачты же не было совсем, и я сразу понял, что кораблик этот предназначен только для охраны бухты от недобрых гостей.

На нас, казалось, вовсе не обращали никакого внимания, но весла лежали на воде, а толстые жилы метательных машин были натянуты – если мне так, конечно, не показалось издали. Суровые ребята были готовы встретить любого гостя, даже и такого, кто внешне проявил миролюбие и добрые торговые намерения, подняв на мачте особый значок: так, как это еще в виду усеянного отарами берега сделали мы.

- Узость же, - я развернулся к корме корабля и показал рукой на протоку, которой мы только что шли. - Там, на подходе, три такие малые ладьи смогут очень долго удерживать почти любого неприятеля! Пока же будет битва, здесь, на берегу, достойные мужи взденут брони и натянут тетивы на луки. Врага ждет славная встреча!

- И вот так у вас во всем, - посетовал дух. - Товарищ Энгельс когда еще скажет, что перехода из первобытного строя, из родоплеменных отношений, к феодализму, не бывает иначе, кроме как через рабовладение, а его, рабовладения, у вас не было! Или, может, он так уже сказал: я не помню, на какую часть он эльф и можно ли его считать долгоживущим… Как вы, в итоге, так лихо умудритесь через сто лет сразу шагнуть в самый махровый военный феодализм, со всей этой личной доблестью как решающим фактором военной победы, «дух сильнее клинка» и полным пренебрежением жизнью тысяч ради интересов кого-то одного?

Я понял немногое, но на то, что понял, решил немедленно ответить: услышанное и понятое задело семейную гордость сына могучего бонда и строителя города.

- Что это не было рабов, когда сейчас есть? - возмутился я. - Мы не нищие, у моего отца целых три раба! Если считать закупов, которые рабы не навсегда, то и вовсе пять. Может, сейчас и больше или меньше, но точно есть — никак же невозможно держать крепкое хозяйство без трэлей: люди засмеют!

Мимо нас принялись бегать туда-сюда: спускали парус, чтобы тот не мешал маневрировать, рёси рассаживались по скамьям и выставляли наружу лопасти и древки больших весел. При этом каждый, кто пробегал, старательно обходил духа, не рискуя его задеть плечом или рукой, и,