Темный феникс. Возрожденный. Том 4 - Фёдор Бойков

— Что? Ты же говорил, что это невозможно, — прошипел Михаил Алексеевич. — Ты сказал, что пока жив тот, другой, никто не сможет…

— Всё меняется, ваше величество, — перебил его Жнец. — Я нашёл того, что звал себя Вестником сотни лет назад.

— Он жив? — император замер, не понимая, что его злит больше — то, что его перебили, или то, что Жнец так долго тянул с поисками предыдущего Вестника.

— Жив, — кивнул Жнец и отвернулся, снова шагнув к карте империи, что висела на стене слева от императора. — Ваш дед завёл могущественного врага в его лице. И ярость Вестника перенеслась и на вас тоже. Не только на правящий род, но и на империю, и на весь мир.

— Это он стоит за обращением тёмных в чудовищ? — тут же спросил Михаил Алексеевич.

— Нет, но он не оттолкнул их и пригрел на своей груди, — равнодушно сказал Жнец. — Точно так же, как и тех тёмных, что пришли к нему добровольно.

— Что это означает? Поясни, — голос императора звучал вибрирующим басом от сдерживаемого гнева.

Ему хотелось вышвырнуть Жнеца из кабинета, а потом избавиться от всех его потомков, всех, в ком есть хоть капля крови Тишайших… но он не мог. Древняя связь между Романовыми и Тишайшими была скреплена древним же договором. Романовы будут править до тех пор, пока жив хоть один из Тишайших.

Дед Михаила Алексеевича уже попытался избавиться от Тишайшего, что стал Вестником. И в итоге чуть не уничтожил всю империю. Посланные грандмаги погибли, а на месте их битвы с Вестником появились аномальные очаги.

И чем больше было сражений, тем сильнее становилась зона отчуждения, из которой через несколько лет начали выбираться монстры. Именно это было предсказано древними. Меньше всего Михаил Алексеевич хотел, чтобы его империя захлебнулась кровью.

И ради этого можно было потерпеть внезапные появления Жнеца, что являлся в самые тёмные времена. Ведь он всегда знал, когда императору из рода Романовых грозит опасность. Взаимное уважение, взаимная помощь и битва спиной к спине — вот что могло спасти империю по словам древних, что заключили тот договор.

— Теперь у нас есть два Вестника, — Жнец скользил взглядом по карте, будто что-то искал там. — И у них разные цели. Вопрос только в том, у кого больше силы и союзников. Шаховский явно проигрывает по всем фронтам.

— Он зачистил московский очаг, — проговорил Михаил Алексеевич. Вся его ярость улетучилась, а на душе осталась только одна эмоция — страх. Страх потерять всё, что ему дорого. — Выжег его дотла своим чёрным пламенем. Там теперь нет ничего аномального, ни единой травинки или даже крупицы земли.

Жнец повернулся к императору и всмотрелся в его лицо. Он молчал несколько минут, будто переваривая то, что услышал. А потом он вдруг улыбнулся жуткой улыбкой, от которой у Михаила Алексеевича на спине выступил пот.

— Знаете, что это значит, ваше величество? — спросил он у императора, заглядывая в самую душу.

— Что? — Михаил Алексеевич ненавидел себя за эти мгновения вынужденного сотрудничества, но против древнего договора идти не смел.

— Что Вестник поведёт своё войско против всего мира, — Жнец не проявлял ни единой эмоции, но император чувствовал, что за безразличной маской скрывается горечь. — И никто не сможет остановить его. Кроме разве что нового Вестника, которого признала сама тьма.

— Что же… с этим уже можно работать, — выдохнул Михаил Алексеевич. — Шаховский не выглядит глупцом, возможно, у нас получится сотрудничать с ним. С тобой же получилось. Жаль, что давить больше не выйдет, но я это переживу.

* * *

Вариантов у меня было всего два. Отразить проклятья обратно, вырубив Марию Рейнеке на несколько дней и тем самым преподав ей урок. Или же поймать их и выжечь пламенем феникса.

Второй вариант был сложнее, ведь я потратил все силы на запечатывание разрыва реальности, и не факт, что смогу переварить столько проклятий, которые ещё и усилены. Ну а первый мне не подходил, потому что я знал — через несколько часов к нам придут дознаватели, и Мария должна быть в строю.

Времени не осталось, так что я просто остался стоять на месте. Тьма сама окутала меня своим плащом, будто награждая за закрытый разрыв мира. Она впитала все проклятья разом и даже поделилась со мной энергией, которую поглотила.

Мария побледнела и отшатнулась. Ну а я подавил усталый вздох и сделал шаг вперёд.

— Это был первый и последний раз, когда ты используешь против меня силу, — ровным тоном сказал я. — Если посмеешь ещё раз выкинуть подобный фокус, получишь обратно всё, чем хотела меня наградить и даже больше.

— Ты не должен был… — она запнулась. — Почему ничего не произошло?

— Потому что ты неправильно оценила противника, — всё так же спокойно сказал я. — Ты не знаешь мою силу, направленный дар, резерв источника и опыт. Но всё равно попыталась «отомстить» за мужа, который вообще-то жив только благодаря мне.

— Это просто слова, — Мария вскинула голову. — Ты лжёшь. Я видела такие раны не раз и знаю, что после них не выживают. Ну а ты взял и добил его, чтобы получить силу.

— Иди спать, Мария, — я добавил в голос приказные нотки и посмотрел на женщину в упор. — Утром придут нас допрашивать, и ты должна выглядеть так, будто спала самым сладким сном всю ночь.

— С чего ты взял, что нас будут допрашивать? — она прищурилась.

— С того, что мы единственные тёмные на всю округу, — сказал я. — И с того, что Бартенев испытывает ко мне не самые тёплые чувства.

— Ты… ты можешь поклясться мне, что мой муж жив? — спросила она. Её голос сорвался на миг, и она гулко сглотнула слюну. — Я хочу верить тебе, но так не бывает. Это просто невозможно.

— Клясться я не буду ни тебе, ни кому-то ещё, — я усмехнулся и прошёл мимо неё к лестнице. — Но Александр Рейнеке жив, и завтра во время нашего допроса он лично ответит на вопросы дознавателей. Пусть и по телефону.

Не оборачиваясь к Марии, я проследовал в гостевую комнату и, сняв с себя доспехи дяди, рухнул на кровать. Моё тело ныло от боли и усталости, а энергоканалы пульсировали от напряжения. Несмотря на все мои усиления, я всё ещё был слишком слаб.

Решив не откладывать на потом, я начал погружаться в медитацию. Нужно проверить, что происходит с источником и энергетическими каналами.

Погружение давалось с трудом. Мысли так и норовили соскользнуть к недавним событиям. Трещина в реальности — это не