"Фантастика 2025-30". Компиляция. Книги 1-31 - Алексей Валерьевич Шмаков

старинного корабля, рассекающего водную гладь. Разве что не пахло морской водой, над головой не летали и не кричали чайки, да и под ногами была не качающаяся палуба, а дизайнерская плитка. А в остальном темноволосый мальчик представлял себя именно на корабле.

В комнате было довольно прохладно, но он не позволял никому закрывать окно. Он не чувствовал этого холода. Наоборот, ему казалось, что здесь слишком жарко. А всё из-за того, что в его организме происходили процессы, которые и вызывали этот жар. Он был опасен для мальчика, но только в случае, если оставить его одного без присмотра. Чего не происходило с того момента, как он попал сюда.

В последнее время комната сильно изменилась. Убрали все медицинские приборы и пропала тьма, что скрывала в себе мальчика и часть комнаты. Он забрал её. Смог покорить, но ещё не приручить. Этим он занимался каждый день с тех пор, как пришёл в себя. А случилось это в день осеннего солнцестояния.

Мальчик открыл глаза и увидел лицо прабабушки. Она улыбалась. А затем прошёл и дедушка. В тот момент Виктор чувствовал себя самым счастливым ребёнком на свете. Он смог справиться со своей силой. Смог укротить её. Смог выжить.

В памяти мальчика остались моменты, когда он слышал тихие разговоры старейшины рода, в которых она говорила о том, что произошло. Говорила о его силе и о том, что им пришлось сделать тринадцать лет назад. В своих снах он множество раз обыгрывал эту ситуацию. Злился, переживал, плакал и даже кидался на стариков с кулаками. Это позволило Виктору не только понять, но и принять всё то, что произошло в день его рождения.

А потом он понял и тот сон, который оказался вовсе не сном. В тот момент его брат — Александр, выпустил свою силу и неосознанно потянулся к Виктору за помощью, которую получил. И буквально минуту назад, брату вновь потребовалась помощь Виктора, и он её получил.

Он сражался. Хотел защитить друзей и спасти каких-то людей. И Виктор поделился с братом своей силой, дал ему всё, что мог.

После этих мыслей улыбка появилась на лице мальчика, и он встал, чтобы сделать небольшую разминку. Скоро должен прийти учитель Тацуя. Пусть ему пока и не разрешены полноценные тренировки, но уже сейчас занятия дают свои плоды. Тело Виктора стремительно проходит в норму после долгих месяцев, проведённых в больничной кровати.

— Ты сегодня много бодрствуешь. — раздался голос старейшины, после чего она появилась рядом со своим креслом и уселась в него.

— Брату нужна была помощь. А потом мне совершенно не хотелось спать. Да и скоро придёт учитель Тацуя, необходимо хорошенько размяться перед его приходом.

— Он придёт только через три часа. Собрался всё это время разминаться? Уверен, что сможешь выдержать столько? Вчера ты отрубился уже через час.

— Сегодня всё будет иначе. Брат помог мне. Он забрал часть силы, и она теперь ведёт себя гораздо сговорчивее. Наверное, боится, что я снова могу отдать её брату. Ей не нравится вторая часть его дара.

— Тьма всегда является противоположностью света. — согласилась старейшина.

— Тогда как они смогли ужиться в брате? Я видел, что он с лёгкостью управляет этими силами и они подчиняются ему. Пусть он и слабее меня, но уже смог подчинить их себе. Смог добиться полного послушания. Даже не так. Они сами хотят угодить ему. Словно…

— Верные собачонки. — помогла мальчику старейшина. — Твой брат сильно отличается от тебя, да и от любого другого ребёнка, выросшего в тепличных условиях. Да, именно в тепличных. И не нужно на меня так смотреть. Пусть ты несколько лет жил в обычной семье, но за тобой постоянно присматривали и заранее, устраняли некоторые трудности. Твоему же брату всю жизнь приходилось рассчитывать только на себя. У него не было никого.

— Но теперь у него появились мы. У него появилась семья. — выкрикнул Виктор, сам не ожидая от себя подобного.

Вместе с криком из него вырвалась и сила, но старейшина лишь усмехнулась и с лёгкостью отмахнулась от тьмы.

— Он так не считает. Наоборот, Александр всячески отказывается от любых, даже возможных родственников. Говорит, что они ему не нужны. Что он и дальше отлично проживёт без них.

— Надеюсь, дедушка сможет убедить его в обратном. Если нужно, то давайте я с ним поговорю. Мы уже общались пару раз и вроде, у нас всё хорошо. Брат точно не пытался меня прогнать и не отказывался от помощи.

— А вот с этого момента, давай подробнее. Когда вы общались? И главное — как? Заодно расскажи, как вы друг другу помогли. Помниться об этом ты говорил, когда я только появилась.

— Обязательно расскажу, после того как услышу, когда меня отсюда выпустят? И когда я встречусь с братом?

— Раньше ты был послушным мальчиком и всегда делал то, что тебе говорят. — тяжело вздохнула старуха. — Видимо, заразился от брата. Тот никогда просто так ничего не делает. Всегда просит плату за свои услуги. И ему невероятно трудно отказать. Дар убеждения достался ему от отца.

— А что ему досталось от мамы? Дедушка говорит, что у меня её глаза. А у брата?

— А у твоего брата глаза настоящего дьяволёнка. Один карий, способный напугать даже Стихийного Мастера, а другой зелёный — способный расположить к Александру даже самых скептически настроенных людей.

* * *

Порой нам невероятно сильно хочется отдыха. Думаешь, что невероятно устал и уже ничего не в состоянии делать из-за своей усталости. Но сразу после того, как начинается этот самый отдых, понимаешь, что не так ты и устал. Что можно и ещё немного поработать. А отдых начинает надоедать очень быстро. Особенно если ты отдыхаешь в отдельной палате.

А все мы сейчас отдыхали именно так. В госпитале академии, под наблюдением её лучших целителей. В восторге от этого была только Маша. Она сразу начала засыпать местных целителей вопросами, расспрашивать про то, как в академии обстоят дела с болезнями студентов, травмами и прочим, где может понадобиться её дар.

Сам я не собирался здесь оставаться, но пришёл Дмитрий Петрович и сказал, что это не обсуждается. Даже если я себя прекрасно чувствую, всё равно необходимо обследование. Бой выдался крайне тяжёлым. Куратор попросил у меня прощения, что они допустили подобное. Но я совершенно не чувствовал в его голосе реального раскаяния. Обычная формальность, которую он выполнил