"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

– Необязательно. – Место фальшивого беспокойства заняла самодовольная улыбка. – Я отправлял императору письма. Сказал ему, что ты принудил меня освободить его дочь от клятвы и поженить вас. Он поверит моему слову, не твоему. В конце концов, ты ведь сжег епископа, а я выполнил свою миссию, отправив ему шаха, твои корабли и сокровища Костани.

Меня обошел какой-то священник. И не в первый раз.

– Ираклиус однажды сказал мне, что у умного человека всегда есть запасной план. Похоже, ты самый умный из нас.

– А что еще важнее, ваши узы не были скреплены на брачном ложе. Селена по-прежнему чиста, как перо ангела. Она может вернуться в монастырь, и все останется так, как было.

– Патриарх, – окликнул я его, когда он повернулся спиной. – Молись, чтобы я никогда не встал с этой постели.

– Напротив, я помолюсь о том, чтобы ты поднялся с нее, став лучше.

Патриарх ушел, оставив меня наедине с мрачными мыслями.

Через несколько дней я проснулся, получив самый лучший подарок – мой член высился, как кипарис. Я едва мог пошевелить руками, но изнывал от желания. Я показал на свой член языком и велел Беррину привести мою жену.

Принцесса Селена была в бело-сером одеянии хористки. Каштановые волосы падали на пышную грудь. Она была невысокой, с соблазнительными формами, лицо ее сияло светом веры.

– Разденься, – сказал я.

Беррин перегородил дверь и отвернулся. Селена встряхнула каштановыми волосами и уставилась в пол.

– Пожалуйста, не надо, – заговорила она. – Я дала обет не прикасаться к мужчине.

– Вот именно, к мужчине. Но все мы знаем, что происходит в монастырях. Мне приказать Беррину выдавливать глаза хористкам, пока мы не узнаем, к какой из них ты неравнодушна?

Она задрожала, но не разделась.

– Ладно, тогда я первый.

Беррин задрал мою рубаху, так что они оба могли лицезреть мой торчащий член.

– Жена, – сказал я, – исполни свой долг.

Селена закрыла глаза и отвернулась.

– Что ж, тогда сделаем по-плохому.

– Нет! – закричала Селена и побежала к двери.

Беррин ее перехватил. Пока она визжала и брыкалась, он потянул ее платье.

– Архангел, помоги мне! – рыдала она. – Не надо!

Беррин сорвал с нее платье и нижнюю рубаху. Селена прикрыла обнаженную грудь руками и в слезах рухнула на колени.

– Прости меня, Архангел! – закричала девушка, как будто была виновата. Моя дочь могла бы вот так рыдать перед каким-нибудь оседлавшим ее мерзким сирмянином.

– Беррин, шах именно так обращался с рабами?

Беррин сглотнул.

– Нет, Великий магистр. Мурад злобен и порочен…

– Прикрой ее! – закричал я. – Прикрой ее сейчас же!

Беррин помог Селене одеться, по ее чистым щекам струились слезы.

– Отведи ее обратно.

Я просто не смог. Не смог поступить так, как сирмяне наверняка поступили с Элли и бесчисленными крестескими девушками, которых украли. Я не мог стать таким же, как люди, которых презирал, даже если это лишит меня престола. Я решил умереть без наследника. Я предал свою страну.

Я приказал, чтобы никто не заходил в мои покои. Мне даже не хватало смелости молиться. Император наверняка явится, чтобы потребовать вернуть ему дочь, и сядет на трон в Костани. А я так и буду лежать, такой же медлительный, как мое выздоровление. Покинет ли меня Беррин? А Зоси? Может, и Джауз уже служит императору? Не к этому ли привели мои молитвы и мои победы?

Настала ночь. За окном ритмично стрекотали цикады. Полумесяца молодой луны еще не было видно.

Но пришел великий свет. Элли. Она легла рядом со мной.

– Мне так жаль, папа.

– Тебе не о чем сожалеть, Элли. – Хотя бы слезные каналы у меня работали. – Я не сумел защитить тебя, когда тебя забрали. Я был таким слабым.

– Нет, папа. Ты сильный.

Она погладила меня по волосам, и это чувство было самым приятным в моей проклятой жизни.

– Я убил стольких людей и прошел весь этот путь, только чтобы найти тебя. А теперь, когда нашел, не могу сделать счастливой.

– Ты делаешь меня счастливой, даже не зная об этом.

Она прижалась головой к моей.

– Я не могу дать тебе мать. Не могу дать брата. Не могу выполнить обещание.

– Можешь, папа. Позволь, я тебе покажу.

Она оставила меня. Одного. В темноте.

– Элли! Не уходи!

– Я здесь, папа.

Элли стояла в темноте, с широкой улыбкой и черными глазами без белков. Она подняла руки и стянула рукава белого платья. Оно упало на пол. Я хотел отвернуться, но не мог не сравнить ее с Селеной. Грудь у нее была намного меньше, фигура – стройнее. Я закрыл глаза, пока меня не успели охватить порочные мысли.

Дочь оседлала меня.

– Элли, что ты делаешь?

– Ты же мне разрешишь, папа? Разрешишь наделить тебя силой, о которой ты даже мечтать не мог?

– К-как?

– Взамен ты тоже должен кое-что мне дать.

Она схватила мой член и поглаживала его, пока он не стал твердым как камень.

– Нет, Элли, это же самый страшный грех. Остановись!

Она прикусила мне ухо и прошептала:

– Позволь ей войти в тебя, как ты входишь в нее.

Дочь засунула свой язык мне в рот. Ее слюна с запахом лилий смешалась с моей. Элли начала скакать на мне и сделала все остальное, и мой член погрузился в тепло и влагу.

17. Кева

Тело Вайи превратилось в пепел, как и его маска. Но маска Великого мага Агнеи лежала в ее крови на земле. От Агнеи остались только кости и кожа – все волосы выгорели. Морщины покрывали ее лицо, как будто ей было уже сотни лет. Отверстие, которое моя пуля проделала под ее правым глазом, сочилось кровью.

И все это воняло горелыми сухожилиями. Ветер вздымал пыль в холмы выше моего роста, сгоревшие цветы и трава осыпались пеплом. Как будто столкновение двух магов привело к гибели армий.

Я подобрал маску и заковылял в лагерь. И кости, и мышцы на груди и спине ныли от ударов о землю. Лишь теперь я понял, что Вайя мертв. Сожжен дотла человек, которому я доверял и которым восхищался, и это невосполнимая потеря для нас. Более того, он был моим другом, а их у меня теперь не так уж много.

Я остановился, услышав шепот. Слова на парамейском эхом отдавались в ушах… Я не знал этого языка, но звучал он как священное заклинание. И все же смысл шепота доходил до моего разума.

– Ты хочешь власти над нами? – звучало в моем правом ухе.

– Ты хочешь вечной жизни? – звучало