Консультант - Анна Волошина

Похоже, Пилар начала подготавливать почву, не дожидаясь согласия Катрины Галлахер. Была уверена, что ей не откажут? Карты подсказали?

– Допустим, – повторила Лана. – Связь?

– Кольцо ордена. Такие есть у всех монахов и священников, работающих на Шекспире.

– Если там воняет – отберут под любым предлогом. Или без него, – подалась вперед Лана.

– Знаю, – усмехнулась Пилар. – Поэтому мы дадим тебе ещё чётки с наперсным крестом. Функция записи, функция передачи информации. Настраиваются только на тебя. В руках постороннего – пустышка. При разлучении с владельцем автоматически формируют полный пакет наблюдений и очень тихо отправляют его на маленький, незаметный ретранслятор, который подвесили на орбите одновременно с появлением моего брата на Шекспире. Пройдут любой сканер. Дерево – оно дерево и есть…

Ещё одна усмешка. Со всеми своими розами, фарфоровыми чашками и инкрустированными шкатулками Пилар отчасти была похожа на добрую бабушку. Однако любой Серый Волк, обладающий маломальским чувством самосохранения, при виде этой усмешки немедленно сбежал бы из леса в зоопарк. За решётку клетки. И заперся изнутри.

– …но здесь, на Большом Шанхае, иногда вырастают очень странные деревья.

Безумное по всем возможным меркам предприятие начало обнаруживать несомненные признаки здравого смысла.

– На какой адрес уйдет пакет с ретранслятора?

– Сюда, мне. Лично.

– Не годится. Пакет уйдёт адресату, которого укажу я, и только ему. Обещаю, что, насколько это будет возможно, ты не останешься в стороне. Но только после того, как я сочту контракт закрытым.

Некоторое время две женщины, старая и молодая, безмолвно скрещивали клинки взглядов. Лязг и скрежет отчетливо слышались в тёплом благоуханном воздухе, предназначенном для наслаждения процессом дыхания, а вовсе не для того, чтобы дыхание пресеклось навсегда. Искры сыпались снопами, чудом не поджигая антикварную мебель.

Первой отвела глаза Пилар.

Двое темнокожих, умопомрачительно красивых юнцов, плещущихся в душистой воде небольшого бассейна, воззрились на Лану с плохо скрытым недовольством. Которое стало нескрываемым, когда Али, не утруждая себя словами, указал им на дверь.

– Присоединяйся, – бросил он, откинув со лба мокрые косички волос и облокотившись о бортик, когда дверь за его амантами закрылась. – Соку хочешь?

Лана кивнула, распустила завязанное над грудью пушистое полотенце, выданное безмолвным телохранителем, и соскользнула в воду. Добралась до плавучего столика, приняла из рук Али запотевший стакан и с наслаждением сделала глоток. Определить фрукт (или овощ), из которого отжали сок, ей не удалось, но было вкусно. Хоть что-то было вкусно в окружающей действительности.

– Итак? – пару минут спустя поинтересовался Али, видя, что девушка не спешит начинать разговор. – В чём ещё я провинился? Причём до такой степени, что ты не можешь подождать и часа?

Лана поболтала в воде свободной от стакана рукой, провела мокрой ладонью по лицу и растянула губы в невеселой улыбке:

– Не провинился. Скорее, наоборот. Я хочу попросить тебя об услуге… или не услуге… в общем, я улетаю, Али. И вовсе не уверена, что вернусь.

– Не захочешь или не сможешь? – вкрадчиво поинтересовался Али-Баба. Глаза его опасно сощурились.

– Не смогу.

– Чем-то помочь? Улучшить шансы?

– Не в твоих силах. Но есть кое-что, что ты действительно можешь сделать для меня в том случае, если вернуться не получится.

– Выкладывай.

Несколько мгновений Лана позволила себе полюбоваться тем, как играют отблески воды на стенах купальни, потом пристроила пустой стакан на столик, взъерошила волосы и мрачно кивнула самой себе.

– Я изменила завещание, Али. Оно вступит в силу, если я не дам о себе знать в течение года. Теперь мой душеприказчик – ты.

Такого Али-Баба явно не ожидал. Он всплеснул руками, окунулся с головой, вынырнул, и некоторое время смешно фыркал, протирая глаза то ли потому, что их залила вода, то ли просто от крайнего изумления.

– Так, – выговорил он наконец, отплевавшись. – И что же я должен буду сделать в качестве твоего душеприказчика?

– В банке тканей госпиталя Санта Крус лежат на депозите три моих яйцеклетки. Если я не вернусь, можешь поступить с ними по своему усмотрению. Денег у меня на сопровождающем счёте не так уж много, тысяч семьдесят. Галэнов, разумеется. Повторяю, это немного. Но, думаю, на первое время хватит.

– Кисонька, – начал Али с вкрадчивой угрозой в голосе, мурлычущим ноткам которого позавидовал бы любой мрин, – ты, вообще-то, понимаешь, что ради такой перспективы я могу тебя утопить прямо здесь и прямо сейчас?

– Можешь, – хмыкнула Лана, соглашаясь. – Но не станешь. Ты игрок, Али.

Её собеседник некоторое время молчал, в упор разглядывая девушку. Потом вздохнул, в три гребка пересек бассейн и зажал губами мундштук затейливого кальяна, стоящего на бортике. Глубоко затянулся, выпустил дым через ноздри и ещё раз вздохнул.

– Они будут красавцами и умниками. Обещаю. Ещё какие-нибудь пожелания?

– Вырасти их настоящими бойцами. И настоящими шанхайцами. И не застраивай так, как застроил старших.

– Попробую. А что им рассказать об их матери?

– А что ты рассказываешь остальным?

– С матерями остальных я не знаком. И, кстати, никогда не стремился. Среди женщин людей не так уж много.

Лана пожала плечами и отхлебнула сока прямо из узкогорлого кувшина.

– Скажи им… скажи правду. Что их мать была твоей хорошей знакомой. Что, ввязавшись в предприятие с неясным исходом, доверила их судьбу тебе. Что с удовольствием родила бы их сама, но… как это ты говоришь? Кысмет?

Али, подтянувшись на руках, одним гибким движением выбрался из бассейна, обернул бёдра полотенцем и поманил к себе Лану.

– Иди сюда. И прикройся – дети, всё-таки.

Сообразив, чего от неё хотят, Лана вылезла из воды, получше закрепила полотенце на груди, и встала рядом с Али, обняв его за талию. Мужчина усмехнулся, поближе притянул её к себе за плечи и кивнул в пространство:

– Улыбочку!

А ещё минуту спустя, когда Лана уже готовилась закрыть за собой дверь купальни, негромко проговорил:

– Я, конечно, хочу этих детей. Но цена мне не нравится. Возвращайся, Сафия^[37]. Пожалуйста, возвращайся.