Ловушка Пандоры - Стас Кузнецов

Похоронили всех рядом. Пятнадцатого декабря. Снег шел большими хлопьями. Все побелело, даже небо. Протоптанные тропинки с вдавленными в землю гвоздиками указывали покойникам дорогу к дому, в который им уже никогда не вернуться.

Над могилкой детей поставили памятник — ангела, обнимающего их души крылами. Отца закопали рядом с матерью, а Вальку с детьми чуть в стороне.

Комок мерзлой земли Аня кинула только в могилу отца. Он глухо, камнем стукнулся о крышку гроба. Больше она никому не смогла кинуть земли, рука не поднялась. А потом в машине ехала и жалела, что не кинула — ведь неспроста придумали, что нужно кидать.

И слез не было. Больше совсем не осталось слез, и за эту сухость тоже было стыдно. И за то, что в этот момент она думает о том, что ей за что-то стыдно, делалось совсем гадко.

***

Илья привез Аню к одному из самых высоких и современных зданий в городе. Первым делом, открыв багажник, он указал на Егорушкину коробку.

— Забирай эту дичь.

Они поднялись на вершину небоскреба. И прямо из лифта зашли в роскошную квартиру. Потом Илья вставил ключ и ввел какой-то код, запирая лифт.

Аня, ежась, плелась за Ильей. Квартира была двухэтажной. Он показал ей кухню, гостиную, тренажерный зал, библиотеку. Потом они поднялись на второй этаж. С лестничной площадки в разные стороны расходились двери. Илья махнул влево.

— Там моя территория, — сказал он, и повел ее в правую дверь. — А ты будешь жить тут.

Предложенные апартаменты: гостиная, спальня, ванная комната и гардеробная, были раз в десять больше всей сгоревшей квартиры Ани. Тяжелые занавески на панорамных окнах, картины, высокие потолки, мебель в духе царских дворцов — казалось, что она в музее. Единственное что порадовало — пианино цвета слоновой кости.

Илье кто-то позвонил, и он уехал. Не сказал куда и на сколько, только у лифта небрежно отмахнулся, что по делам. Она и не выпытывала, чувствуя скорее облегчение, что осталась одна. Илья действовал ей на нервы, вызывая тревогу и страх.

Аня побродила по квартире. Среди всей этой чужой обстановки ей сделалось так жутко и тоскливо, будто она призрак.

Посидела на огромной кровати с балдахинами. Встала.

Чуть поодаль стоял диван. Она легла на него, свернулась клубочком и задремала. Замелькали беспокойные картины снов. Один из них особенно запомнился.

Маленький мальчик с синими глазами в манеже трясет погремушкой единорога. Расплывается сам себе в добродушной улыбке. И вдруг его контуры начинают светиться синеватым светом, свет поглощает в себя мальчика, а когда тускнеет, из него появляется золотисто-белый единорог. Вернеежеребенок единорога. Он взмахивает крылами. Гарцует под потолком, из рога бьется сноп синего света. Свет наталкивается на едва заметные колебания воздуха и пробивает его, образуя не то проход, не то портал, за которым виднеется дивный сад. Жеребенок, радостно заржав, устремляется туда…

Когда Аня открыла глаза, взгляд её уперся в ту самую коробку, которую Таха передала ей от Егорушки.

Коробка чужеродно стояла на белоснежном, с золотой инкрустацией журнальном столике. Обычная коробка из-под дешевой обуви. Даже страшно представить, что этот полубезумный старик мог туда засунуть в качестве прощального сюрприза.

Аня взяла коробку, села на пушистый белоснежный ковер, подумав, как тяжело, наверное, сохранять его белизну и пушистость. Открыла, и глаза округлились.

Каким образом вещи из ее сгоревшей квартиры могли попасть к Егорушке? Каким образом ему удалось их спасти и зачем? И на похороны не явился.… Что если — это он поджег её дом? Аня вспомнила старика и отогнала от себя эти мысли — при всей своей ненормальности он не был злодеем.

Она сосредоточилась на сбереженных, дорогих ей вещах. Портрет, который нарисовал Матфей для Ани еще в школе. Надпись на обратной стороне была смазана от её слез: «Ты хорошенькая. М.Ж».

На портрете Аня, действительно, вышла хорошенькой. Она вспомнила, как долго он ее рисовал, а она должна была сидеть неподвижно и улыбаться, отчего аж щеки сводило. Матфей так смотрел на неё, что по телу пробегала тёплая волна. Тогда было настоящей каторгой сидеть и не двигаться, а сейчас она все отдала бы за то, чтобы посидеть вот так перед ним.

Комикс Матфея, который Аня отобрала у Ильи на похоронах, тоже лежал здесь. Она тогда толком так и не полистала его — все было не до того, да и не хотелось расцарапывать свою боль и тоску.

А теперь торопиться уже и некуда. Боль больше не имела над ней никакой власти.

Аня открыла первую страницу и стала рассматривать картинки. Главная героиня — девушка с черными, густыми волосами до самых пят и глазами цвета сирени. Она походила на эльфийку, тоненькая в кости, воплощение хрупкости и женственности. Девушка не то, что вписывалась в современные стандарты красоты, но завораживала и притягивала взгляд. Эта красота была вне стереотипов, вне времени, вне критики…

Интересно, чьим образом Матфей вдохновлялся? Может, это какая-то модель или актриса? Хотя, вряд ли. Такую, раз увидев, Аня никогда бы не забыла, и транслировали бы её образ отовсюду. Нет, девушка, скорее всего, если и существовала, то в окружении самого Матфея — рядом с ним. Только, наверное, рисуя, он её приукрасил, как и Аню, когда-то. Кольнуло ревностью, Аня поймала себя на том, что начинает сравнивать. Сглотнула подступившую к горлу обиду.

Стала всматриваться в историю. По сюжету девушка — бездушная княжна, которая высасывает души фаворитов через поцелуй. В конце она убивает поцелуем блаженного дурачка на паперти, которого Матфей нарисовал с себя. Деревенские жители хватают её и ведут на костер. Предпоследний кадр, она горит, и огонь расплавляет её прекрасные черты в жуткую гримасу. Последним кадром на пепелище сидит тот самый дурачок Матфей, судя по прозрачности — призрак и, держа обгорелый череп девушки, наклоняется к нему для поцелуя.

Атмосфера и сюжет комикса были настолько мрачными, что Ане сделалось не по себе. Нет, стать музой такого кошмара ей совсем не хотелось. Она отложила комикс тряхнула головой, отгоняя жуткие картинки — своих хватало, и переключилась на другие вещи в коробке.

Взяла в руки рисунки Вадика и неординарное решение задачи Арины, за которое её хвалила учительница. Аня тогда вырвала листок с двумя пятерками из тетрадки и повесила на стену. А вот и фенечка, которую для неё сплели из мулине Вадик с Ариной. Она редко её носила, потому