Диктатор - Сергей Александрович Снегов

на фронте всякую активность до весны? Что не только полицию, но и армию бросаем на тотальное истребление преступности в стране? Я снабжал вас правдивой информацией, Войтюк. И впредь буду снабжать такой же.

Он постепенно отходил от потрясения.

- Но ведь это значит, генерал…

- Войтюк, вы опять ошиблись. Это значит совсем не то, о чем вы подумали. Я не предаю своей родины. Ни в одном факте, о котором вам сообщу, не будет ничего вредящего моей стране. И наоборот, всякую вредящую ей информацию, ставшую мне известной благодаря моему положению, я утаю от вас, Войтюк. Поэтому никаких данных о количестве дивизий, об энерговоде, о строящихся водолетах! Это будет правда, только правда, но правда, полезная для моей страны и для меня, как одного из ее соправителей.

Искра разума, блеснувшая в его глазах, опять стала тускнеть.

- Не понимаю… Какой же тогда смысл?..

- Напрягите внимание, Войтюк. Повторяю: родине я не изменю, но это не значит, что я во всем согласен с диктатором. Иные его поступки вызывают раздражение - и не только у меня. Временами он своей резкостью, своим крутым нравом… Короче, правитель не столь жестокий нашел бы гораздо больше возможностей для соглашения с нашими противниками.

Он наконец уловил смысл предлагаемой игры. Но интерпретировал применительно к своему уровню - примитивно и грубо.

- Вы правы, генерал… Правительство, возглавляемое вами…

- Не обязательно мною. Но не Гамовым.

- Да, тогда откроются иные возможности в мировой политике. Гамов на мир не пойдет, пока не уступят его немыслимым требованиям. Уверен, что влиятельные круги в Кортезии поддержат ваше благородное стремление реорганизовать правительство.

- Надеюсь на это. Так вот - информация, которую буду передавать вам, должна помочь реорганизации нашего правительства. Оказать давление на Гамова в нужном направлении! И начну ее передавать немедленно.

- Слушаю, генерал. - Войтюк снова вынул ручку, разложил на коленях блокнот для видимости записи.

- Фиксируйте, Войтюк. Гамов намерен в скором времени обратиться ко всем воюющим с нами странам с официальным предложением. Он запросит условия, на которых враги согласятся замириться. Между прочим, диктатора тревожит, какова его истинная популярность в народе. Имеет ли он надежную поддержку в душах? Ему нужны чрезвычайные условия, чтобы люди высказались открыто - за они или против него?

- Понял. Создадим такие чрезвычайные условия. Так ответят Гамову, что от него отшатнутся его сторонники! Можете считать, что союзники сделают все возможное, чтобы расчистить вам дорогу к власти.

Я сказал очень холодно - я ненавидел этого мелкотравчатого подонка, вдруг возомнившего, что он может вещать голосом всех правительств, соединившихся против нас:

- Войтюк, вы преувеличиваете свои возможности. Ваше дело - передавать информацию. И не сверх того. А что решат союзники, они решат, не советуясь с вами.

- Слушаюсь, - он мигом сбавил тон. - Будет еще информация?

- Будет. Профессиональные разведчики получают от хозяев плату. Я не спрашиваю, сколько вы получаете, Войтюк, и чем получаете - деньгами или драгоценностями для жены. Но что получаете, не сомневаюсь. Политики получают от дружественных правительств не плату, а финансовый кредит. Без денег политику вообще, а тайную тем более, не осуществить. Передайте, чтобы сумму, которую я потребую, положили секретно в один из банков Клура мелкими порциями на безымянных предъявителей.

- Вы назовете эту сумму?

- Называю. Сто миллионов диданов в ста порциях по миллиону.

У Войтюка едва не выпала ручка.

- Простите, вы сказали - сто миллионов диданов?

- Сто миллионов - и в качестве первого взноса.

- Сто миллионов диданов! - бормотал он, еще не веря. - Это же десять чудов золота!

- Будем считать на банкноты, а не на золото. Бумажки легче металла. Сто миллионов мелкими порциями по миллиону диданов.

Он сумел усмехнуться.

- Мелкая порция в миллион диданов. Сто дин золота! Да такую мелкую порцию одному не унести.

- Повторяю - считайте на банкноты.

- А что передать - почему сто счетов, а не один?

- Для того, чтобы я мог сразу проверить, что деньги переведены и я могу ими пользоваться.

- Каким образом пользоваться, генерал?

- Самым простым - прийти в банк, назвать секретный шифр и получить числящуюся на этом счете сумму. Разумеется, не сам приду, а один из моих агентов, какому захочу вручить эту сумму. Так вот, ваши хозяева без промедления кладут в банк сто миллионов диданов, вы сообщаете мне секретные шифры ста счетов, а я поручаю своему агенту для проверки получить суммы, скажем, с двух-трех. И буду знать, если он эти деньги получит, что вступил с союзниками в тайную связь. Но если хоть один счет окажется пустым!.. И если вообще не будет уведомления, что созданы такие счета… В этом случае, Войтюк, нет нужды ни в тайной связи с кортезами через вас, ни в вас самом.

- Иначе говоря, если на связь с вами мои начальники не пойдут, мои дни можно считать сочтенными? - уточнил он спокойно. Классические правила тайной игры - уничтожение провалившихся агентов - он знал хорошо. Я дал понять, что дальнейшая игра будет отходить от классических канонов.

- Не только ваши, но и всех ваших близких, Войтюк. Но почему такой пессимизм? Во-первых, служба моего нового агента, каким вы теперь являетесь, может удаться - и тогда будем заниматься подсчетом не оставшихся вам для жизни дней, а наград за удачу. А во-вторых, если не будет нужды в шпионе Войтюке, то, возможно, появится нужда в Войтюке - знатоке международных отношений. И тогда ваша камуфляжная внешность станет вашей подлинностью. Вы не допускаете такого поворота событий?

Он смотрел на меня, пытаясь оценить достоверность моих обещаний.

- Генерал, буду служить вам верой и правдой! Ибо вы на том месте, какое сегодня занимает Гамов, - самая отрадная возможность для улучшения международных отношений. Чтобы здраво судить об этом, мне не нужно быть тайным агентом, достаточно оставаться экспертом дипломатического ведомства.

Зазвонил телефон. Я взял трубку.

- Слушаю, Гонсалес. Благодарю. Да, до дальнейших распоряжений, правильно. Дальнейшие распоряжения будут такие: освободите Анну Курсай. Скажите, что задержали по недоразумению. Дорогой Гонсалес, я же объяснил вам - особый мой секрет. Разве заместитель диктатора не может иметь свои политические секреты? Еще раз - благодарю!

Я выразительно посмотрел на Войтюка. У него кривилось лицо. Он еле удерживался от слез. Он любил свою жену, это было явно.

- Генерал, - сказал он. - Поверьте мне…

Я прервал его:

- Идите и выполняйте, что намечено. Анна не в курсе ваших… особых функций?

- Что вы! Разве я стал бы жертвовать ее благополучием?

- И впредь не жертвуйте. Идите. Идите!

Он ушел, а я задумался.