Лабиринты рая - Ник Саган

Элегантно, но слишком запутано. Способен ли Лазарь на такое? Кроме того, по-прежнему непонятен мотив. В чем конечная цель?

На эти вопросы ответа у меня не было. Но сама мысль мне понравилась. Конечно, не смерть Меркуцио — это трагично. Но все же я предпочел бы думать, что он мертв, чем согласиться увидеть в нем убийцу.

Я не посмел изложить свою теорию Симоне. Зачем пробуждать в ней надежды? И неважно, убийца Лазарь или нет. Лучше не напоминать о нем вовсе. Я поделился своими мыслями с Фантазией, правда, тайком от Симоны, спросил ее мнения. Сначала она отвергла мои предположения, но, подумав, раздраженно почмокала губами и сказала, что такой вариант нельзя исключать. Это возможно.

* * *

Фан пошла за арбалетом. Симона плюхнулась на заднее сиденье. Я сел за руль и поправил зеркала обзора. Голова шла кругом. Победа.

У меня возникло ощущение, словно я каким-то образом разрываюсь на две части. Я словно вновь был в том сне, в котором во мне уживались две личности одновременно.

Я понимал, что это всего лишь глупая фантазия, но она сильно действовала на меня.

Первый "я" наслаждался моментом, как малый ребенок. Я назвал его Пожиратель Дорог. Пожиратель Дорог не торопится, он тихонько напевает под музыку и посматривает на пассажирок на заднем сиденье. Несмотря на пережитое, он мог быть милым. Даже добрым. Он флиртовал с Симоной, а та отвечала на ухаживания. Взаимопонимание, волнение, надежда на чудо, если не само чудо. Смерть Тая не волновала его, не волновало предательство Меркуцио. Все это Пожирателя Дорог не интересовало. Всю свою жизнь он ждал этой беззаботности и счастья. И вот счастливый момент настал.

Второй "я" сидел и наблюдал. И все знал.

Я назвал его Часами Смерти.

Как еще его назвать?

Пожиратель Дорог и Часы Смерти — близнецы-амебы — результат деления и раскола.

Я не мог отделаться от ощущения неестественности происходившего. Растерянность, которая всегда на долю секунды опережает боль. Когда выбьют зубы, сначала возникает удивление: что-то не так, случилось что-то очень плохое. «Минуточку, а почему у меня во рту нет зубов? Куда они делись?» — и тут приходит боль. Сломав руку, человек сначала подумает: «Разве рука может так изгибаться?» Тошнотворное «ой-ой». Вот это сейчас со мной и происходило, только не долю секунды. Состояние длилось и длилось. Словно дьявол усмотрел самый черный момент моей жизни, зацепил это «ой» и растянул момент до бесконечности. Протаскивал сквозь время, оборачивал его вокруг меня, раз за разом, пока не образовался непроницаемый кокон.

Возможно, это был не дьявол. Возможно, ангел милосердия. Потому что когда я вспоминаю тот момент, я вижу в нем некую вселенскую доброту. Внутренний раскол позволил мне стать Пожирателем Дорог. Я смог побыть с Симоной и получить радость от общения с ней. Впервые в жизни я чувствовал себя легко рядом с ней. И совсем не нервничал.

Наверное, я был не в себе. Пожиратель Дорог и Часы Смерти против Полезного и Вкусного: кто победит в этой воображаемой фантасмагории? Единственное различие между мной и Фан состояло лишь в том, что я понимал, что видел сны наяву.

Или нет?

Мы катили вдоль побережья на границе США и Канады, догоняли рассвет, убегали от заката.

Симона говорила о будущем.

Фан болтала ногами, высунув их из окна.

Иногда мы останавливались, чтобы заправить машину, подбирая все, что может пригодиться, как нам казалось, для выполнения задачи. К северу от Айдахо Пожиратель Дорог обнаружил табачную лавку и нашел там красную с золотом коробку индонезийских сигарет знаменитой марки Сендири. Сладкие ароматные сигареты с гвоздикой.

Я все-таки нашел их.

Я закурил и затянулся. У меня чуть не взорвались легкие. Блин, это чертовски гнусные сигареты!

Пожиратель Дорог то кашлял, то хихикал. Часы Смерти заметил, что пульс сильно участился.

Много не покуришь. Я просто не могу это курить. В чем причина? То ли физиология, отличная от физиологии человека, то ли просто мои девственные легкие никогда еще не вдыхали в себя табачный дым. Может быть, виноват Гедехтнис? Не знаю. Кто из программистов отвечал за передачу вкусовых ощущений? Сигареты в ГВР были невероятно вкусными, в реальности я обнаружил, что это — полное дерьмо.

Может, я просто их перерос?

— Все может быть, — подумал я. — Может, я еще расту.

Я вернулся в машину, Фан не было. Как я понимаю, она все еще обследовала магазин. Симона растянулась на заднем сиденье в невероятно сексуальной роскошной позе. Не менее сексуальной, чем была Жасмин. Она не спала, пребывала в каком-то полусонном состоянии.

Ресницы трепетали, она смотрела вдаль, сквозь меня.

Взгляд был пустым.

Часы Смерти переминался с ноги на ногу. Пожиратель дорог спросил, как она себя чувствует.

Она что-то пробормотала в ответ.

Она как будто меня не узнала.

Она ничего не узнавала вокруг.

Нехорошо. Она не соображала от обезболивающих, как говаривал Мерк, в ней появилось что-то «Шампанское». То есть заторможенность и тупость. Она жалобно заныла, когда я вытащил ее из машины и заставил походить вокруг. Она все время пыталась сесть на землю. Я пытался разбудить ее. У нас получилось нечто среднее.

С ней явно не все было в порядке. Я ей сказал об этом. Сказал, что она опять наглоталась таблеток и мне это не нравится.

— Сержант, а нельзя ограничиться предупреждением? — пролепетала она.

Я, конечно, понимал, что ее преследует боль, но, ради всего святого, она должна отказаться от самолечения.

Может, я перестану выступать? Может, я замолчу?

— Со мной все нормально, — сказала она. — Просто хочется спать. Ничего страшного, Хэл. Дай сумочку.

Она пыталась заговорить меня, усыпить бдительность. Но ей бы это не удалось. Защитить ее — моя главная задача.

И тут…

— Ты такой милый, — сказала она. — Спасибо тебе.

Она прижалась ко мне и поцеловала в щеку. Наш первый поцелуй. Правда, совсем невинный, дружеский. Неважно, потому что за ним последовал другой. Мы посмотрели друг другу в глаза (ее глаза были остекленевшими, мои — полными любви), и все вокруг исчезло. Поцелуй в губы и по-настоящему. Ничего подобного я еще не испытывал в жизни.

И этот поцелуй соединил наши жизни.

Мы разняли объятия, только когда появилась Фан.

Симона немного пришла в себя, поцелуй оживил ее. Мы очень осторожно поговорили об этом, смущенно улыбаясь. Фан повела машину, поэтому я мог сидеть сзади вместе с Симоной.

— Было очень хорошо, — сказала она, взяв меня за руку.

— Да.

— Я чувствую себя виноватой.

— Почему? Из-за Лазаря?