Его величество - Владимир Алексеевич Корн

Король Эдрик Великолепный выглядел много старше своих пятидесяти семи. Одутловатое, болезненно бледное лицо, водянистые, мутного цвета глаза и чрезмерно полный, он служил прямым доказательством тому, насколько вредны излишества. Эдрик поздравил с победой, одарив снятым с руки перстнем, которым днем позже я расплатился с особенно назойливым кредитором. Король что-то говорил, а я смотрел на него, и размышлял, насколько он ничтожен. Человек, не проявивший себя ничем, для потомков Эдрик навсегда останется Плюгавым. Прозвище, полученное им еще в молодости. Родись Эдрик в другой семье, смог бы он чего-то добиться? Крайне сомнительно. Должен ли я грустить о его смерти? Причин не нашлось ни единой. В отличие от гибели Тоннингера, и я в очередной раз дал себе твердое слово найти его убийц. А заодно выяснятся люди, пославшие в дом Антуана головорезов. Можно не сомневаться — это звенья одной цепи. Если только его смерть не связана с масштабным провалом агентуры Аугуста в Клаундстоне накануне генерального сражения: тайные службы умеют мстить.

Шум голосов за окнами все нарастал. Вероятно, к числу зевак прибыло. Их и без того собралось немало, как только по Гладстуару расползлись слухи о произошедшем. Вообще-то, все они должны были находиться перед королевским дворцом, но почему-то часть из них решила иначе. Вода начала остывать, я вылез из ванны, накинув воистину асотический халат: всегда питал к таким слабость, вздохнул и открыл дверь. Главное, чтобы не испортили аппетит, что вполне могло произойти.

— Господин сарр Клименсе! — Стаккер вскочил при моем появлении.

Топтался не он — Евдай, я мог бы и догадаться по его характерной привычке громко бухать сапогами при ходьбе.

— Слушаю вас, Курт.

— Господин сарр Клименсе, внизу собрались господа, и они ждут вас.

— Кто именно и для чего? — видеть никого не хотелось.

— Вам лучше у них узнать, — уклонился от прямого ответа Стаккер.

— А что это за толпа перед домом?

Она внушала беспокойство. Беспорядки — стихия легковоспламеняющаяся, и порой достаточно малейшей искры.

— Поверьте, сарр Клименсе, у королевского дворца людей не меньше!

— Экий вы интриган, Курт! — становилось понятно, что подробностей от него не дождешься. — Тогда передайте, что придется немного подождать, — кто бы там ни был, выходить к ним в халате на голое тело неприлично. — Кстати, где они собрались?

— Гостиная всех не вместила, а потому в большой зале.

Его ответ едва не вынудил присвистнуть: это сколько их там⁈

Аннета выглядела взбудораженной. Переодеваясь, я никак не мог понять причину, и приходил к мысли: о чем-то она знает больше меня, но почему-то молчит.

— Хотя бы что-нибудь съешь! — Аннета указала на заполненный всякой всячиной поднос. — Когда еще получится!

— Времени нет.

Я торопливо отправил в рот корзинку тоста, благо он был на один укус, и взялся за чашку с кофе.

— Даниэль, две-три минуты ничего не решат!

— Люблю во всем основательность. Вернусь, уничтожу все, без остатка. А чтобы надолго не откладывать, постараюсь спровадить их как можно быстрей.

Кофе был таким, какой умеет делать только моя любимая женщина, и никто в мире больше. А потому его вкус легко вмещал в себя безумное количество превосходных эпитетов — от замечательного, и великолепного, до превосходного и выше всяческих похвал. Разве что излишне горяч. Раздумывал я не долго: допью по дороге. И едва не расплескал его на Антуана, когда мы с ним столкнулись в дверях.

— Ты почему не в постели⁈ — возможно, я перебрал с эмоциями, но вид у него был еще тот. Темные круги вокруг глаз, лицо как будто из воска, и тем ярче горел на щеках лихорадочный румянец.

— Не хочу ничего пропустить.

— Как тебя только Лаура отпустила⁈ Непохоже на нее.

— Сантра дала мне какое-то сильное снадобье. Сказала, чтобы не усердствовал, но с ним я почувствовал себя значительно лучше. Так что продержусь.

— До чего именно?

— До конца, Даниэль, до конца.

— Сантра тоже здесь?

— И не только она!

Когда мы вошли в зал, те, кому не досталось места на стульях и прочих сиденьях, поднялись на ноги, а шум голосов стих как по щелчку пальцев. Чашку, уже пустую, я по-прежнему держал в руке: не придумал, куда пристроить ее по дороге. Да и последний глоток пришелся перед дверью. Почему-то большинство смотрело на нее, что заставило усмехнуться. А что у меня должно быть в руке — покрытый рунами меч первого короля Ландаргии, моего легендарного предка? Так он утерян тысячелетие назад, да и существовал ли?

Людей, даже на беглый взгляд, было не меньше трех сотен. Частью знакомые лица, других я не видел никогда. Что удивило, так это множество военных в парадных мундирах, где среди прочих нашлось место и флотским кителям. Помимо Сантры, присутствовали и представители остальных четырех Домов: их легко различать по цвету мантий.

Было понятно, для чего они здесь, но мне и в голову не приходило, настолько все серьезно. Я полагал, соберется десяток-другой, на встрече с которыми так настаивал Антуан, и они попытаются меня убедить. В ответ собирался послать их мягко, но далеко, и на этом закончилось бы.

— Приветствую всех, господа! Внимательно вас слушаю.

Очевидно, ждали от меня другого, и ответом на мое предложение стало перешептывание. А чего бы им хотелось? Не я пришел к ним, они ко мне. Наконец, вперед вышел офицер в чине полковника лейб-гвардии. Вытянувшись и стукнув каблуками, он заговорил:

— Господин сарр Клименсе, имею честь преставиться, полковник сар Браустан. Смею заверить, что армия Ландаргии на вашей стороне! Резиденция короля оцеплена, гарнизон Гладстуара поднят по тревоге, и в случае необходимости готов действовать в любую минуту. Можно выступать!

В зале не было ни одного офицера старше его по званию. Что и понятно: в большинстве своем полковники и совершают перевороты: шанс взлететь высоко. Невольно я посмотрел на Антуана. И готов был поклясться, что прочел его злорадные мысли. «Даниэль, тебе не пришлось участвовать в тараканьих бегах, как ты того и желал. И отвертеться уже не получится. Единственный твой шанс — позорно сбежать через черный вход. Замаскировавшись слугой, например. Дом окружен, и, если не изменишь обличье, тебя обязательно признают: в последнее время газеты пестрят изображением твоей физиономии».

Мое молчание затягивалось, и господа начали