Скопа Московская - Борис Владимирович Сапожников

Тишина висела над столом. Василий глядел на этих людей, испытанных во многих боях и кампаниях. Иные начинали службу ещё при Борисе Годунове, а детьми застали годы правления Фёдора Иоанновича, богомольного царя. И вот сейчас они сидели и думали над его словами, и от думы их зависела теперь сама жизнь Василия Бутурлина. Он снова ощутил на каком тонком волоске она повисла, и сглотнул горькую слюну запив глоток ставленым мёдом, который ему совсем не сладким показался.

* * *

Ляпунов принял Ивана Шуйского как положено. Узнав от дворян, перехвативших отряд на пути к Рязани о том, кто к нему пожаловал, сам вышел к воротам. Иван спешился и воевода низко поклонился ему и сам проводил в палаты, где принял ласково, но с недоверием. Не понимал он, ради чего царь, как думал тогда Ляпунов, послал меньшого брата своего в Рязань. А главное, отчего о том не донёс младший брат самого Ляпунова Захарий, находившийся в столице с сильным отрядом детей боярских.

— Прибыл я не от царя, — первым делом сообщил Ляпунову Иван Шуйский, — но из войска князя Скопина-Шуйского. — Он намерено назвал воеводу полной фамилией, подчёркивая сродство с ним. — У него в войске конницы почти не осталось после победы над ляхами.

— Победы, — воспользовавшись нарочитой заминкой князя Ивана спросил Ляпунов, — над ляхами?

— Под селом Клушиным, — ответил ожидавший этого вопроса князь Иван, — побил воевода Скопин-Шуйский конную рать гетмана Жолкевского. Их, конечно, было меньше, чем нас, но у гетмана войско состояло почти сплошь из одних гусар, которые и меньшим числом бьют более сильные рати. Но в том бою много порублено было детей боярских из конных сотен, каких до смерти, каких поранили так, что они в поместья вернулись, не в силах дальше службу нести. Воевода их отпустил, да только теперь ему на осадный стан Жигимонта под Смоленск идти надобно, а конницы мало.

— Так чего же государь надёжа не прислал ему подкрепление? — поинтересовался Ляпунов.

— Отчего же не прислал, — удивился князь Иван. — Прислал государь меня к воеводе, да только на Москве верных царю детей боярских мало. Он только стрельцов Московского приказа отправил в помощь воеводе вместе со мной. А без конницы с ляхом не повоюешь, и стан его осадный не собьёшь.

— Стало быть, — сделал резонный вывод Ляпунов, — желает князь Скопин-Шуйский получить рязанских дворян да детей боярских в своё войско.

— И царь того желает, не один только воевода, — добавил князь Иван, — в том моё слово тебе порукой. А воеводой над рязанским дворянством поставь брата своего Захария, дабы уверенным быть, что не станут их без толку слать под ляшские сабли да пики.

Ловко завернул Иван-Пуговка. Ляпунов даже поразился, а ведь его считали едва не самым глупым из братьев, да только меньшой всё время в тени старшего было — Василий всегда наверх глядел, ему Годунова удача мерещилась, чем он-то хуже худородного Годунова, а тот в цари пролез. В итоге и сам Василий примерил царский венец, а брат его Дмитрий при бездетном Василии наследником, он уже на себя шапку мономашью примеряет. Иван же никуда не рвался, не поспеешь с такими-то братьями, но это не значило, что Господь обделил его умом. И Ляпунов сейчас в этом убедился. Возразить ему было нечего.

— Я соберу детей боярских, — кивнул он, — помочь славному князю Скопину, — он как будто намерено опустил вторую часть фамилии воеводы, — в войне с ляхами обязанность всякого верного царю воеводы. И никто после не скажет, что Рязань не пришла на помощь царю в трудный час.

— А брату отпишешь в Москву, — тут же зацепился князь Иван, — чтобы брал рязанских людей своих да ехал на подмогу воеводе?

— Нынче же отпишу, — заявил Ляпунов. — Ну а ты, князь, отдохни с дороги. Собирать дворянство дело небыстрое, да и гонец к Захарке прибудет только завтра к вечеру, а ему после ко мне ехать.

— Пускай Захарий едет сразу в Царёво Займище, — не дал ему затянуть время князь Иван. — И своих дворян скликай скорее. Каждый день промедления, это смерть людей в Смоленске. Хотел бы ты, чтоб и Рязани на помощь также мешкотно собирались?

Ловок, ох и ловок оказался Иван-Пуговка. И кто только ему прозвище такое дал, не иначе царь Иоанн Грозный, тот под конец жизни чудил и мог кого угодно прозваньем наградить. Хотя бы Юшку-самозванца, который по роду-то Нелидов, а от Грозного царя прозванье Отрепьев получил.[1]

— Не буду мешкать, князь, — заверил Ляпунов посланника воеводы Скопина-Шуйского. — Тотчас же брату на Москву отпишу и письмо то с самыми резвыми гонцами отправлю. Пятерых разом, чтобы хоть один, а доехал. И дворянство рязанское нынче же скликать велю, да готовиться выступать на помощь войску, что на Смоленск идёт.

— В том прими заранее благодарность от воеводы и от царя, — ответил князь Иван. — И от меня за то, что под своей крышей приютить готов. Обожду у тебя пока дворянство соберётся да сам и поведу его на помощь князю Скопину-Шуйскому.

Ляпунову только зубами скрипеть осталось. Иван-Пуговка так ловко всё сплёл, что остался соглядатаем при рязанском воеводе да не просто так, а по его собственному, Ляпунова, приглашению. Не откажешь же в приюте царёву брату, придётся терпеть его в своём доме, потчевать, на мягкие перины укладывать. И затянуть со сбором дворянского ополчения, прислать его слишком поздно, когда под Смоленском уже всё решится, не выйдет. Князь Иван будет бдительным оком следить, чтоб рязанский воевода собирал людей как можно скорее. А в том, что после распространения вести о победе над ляхами, дети боярские пойдут в поход с охоткой он не сомневался. Князя Скопина-Шуйского считали едва ли не спасителем державы, и если за боярского царя Василия сражаться дворянство не особо желало, то идти под руку князя-победителя как раз наоборот. И с этим Ляпунов уже ничего поделать не мог.

Видно, придётся делать дело своё как следует, а не спустя рукава, как ему бы очень хотелось. И особенно не хотелось отзывать из Москвы брата, который доносил, что трон под Василием Шуйским шатается всё сильнее. Однако и отказать Скопину рязанский воевода не мог, иначе над его дворянами станет воеводой Иван Шуйский, а этого допустить Ляпунов уже никак не мог. Придётся брату покидать Москву да жизнью за-ради Отечества рискнуть.

А всё же ловко, ловко обвели его князь Иван с