Славный путь. Поручик - Андрей Анатольевич Посняков

было поехать? Кинбурнская коса – русская, Очаков – турецкий… пока… И тем не менее! Если только морем… Морем! У Тевосова есть корабль! Тот самый, на котором он привез невольниц!

– Корабль? Да, есть, – пригладив седые усы, подтвердил привратник. – Но хозяин вроде бы никуда плыть не собирался. Обычно предупреждал – приказывал, чтоб грузили припасы, вино и прочее… Что за корабль? Хороший, быстрый… с двумя мачтами. Называется «Хризантема». Обычно стоит у старого причала, в порту…

В порту…

– Живо!

Выбежав во двор, Антон птицей взметнулся в седло… Стук копыт раскатисто прокатился по улице…

Кинбурн – крепость и военная гавань, по ночам ни один корабль в море не выпускали. Если только Тевосов не решился на какой-то отчаянный шаг…

Узкая улочка… резкий поворот, кофейня… старый причал…

Черт! Одни рыбачьи лодки!

– Разрази его дьявол! – осадив коня, выругался Сосновский. – Неужели ушел?

– Вон он, на рейде! – один из казаков указал рукой. – Две мачты… Он!

И в самом деле, на выходе из бухты покачивался в свете луны какой-то корабль со спущенными парусами. Видать, дожидался рассвета.

– Живенько ищите баркас!

– Слушаюсь, господин поручик! Так, вашбродь, можно взять караульный… там фальконеты!

– Беги… Мы здесь…

– А вдруг прямо сейчас уйдет? – молоденький солдатик погладил лошадь по гриве.

– Не уйдет, – усмехнулся казак, ветеран с суровым лицом и вислыми седоватыми усами. – Побоится. Пушкарям велено стрелять… Господи! Что они делают?

– Поднимают паруса!

– Безумцы!

Совсем рядом вдруг что-то громыхнуло – словно в ответ на слова ветерана, в крепости пальнула пушка! Видать, часовые не спали, несли службу на совесть – и заметили хитрый маневр подозрительной шхуны. Да, да, насколько понимал Антон, это была шхуна – низкий приземистый корпус, две мачты, косые паруса…

Это был предупредительный выстрел. Упавшее в воду ядро взметнуло фонтан брызг прямо перед судном. И шхуна тотчас же изменила курс! Косые паруса и небольшая осадка позволяли маневрировать даже при слабом ветре. Подозрительный корабль повернулся к крепостной башне кормою. Попробуй – попади. Громыхнули сразу две пушки… Мимо… Шхуна тотчас же легла на левый галс. Видать, шкипер был опытным моряком и хорошо знал все здешние воды.

– Баркас готов, вашбродь!

– За мной! Живо! Солдатик… присмотришь за лошадьми…

Конечно, в открытом море баркасу гоняться за шхуной – такое себе дело. Однако здесь, в гавани… при слабом-то ветре…

– А ну, мужички, поднажмем!

Матросики дружно навалились на весла. Дело свое эти парни знали четко – баркас рванул, словно ракета.

– Догоним, – усмехнулся в усы начальник патруля в черном плаще и треуголке с кантом. – Усмехнулся и запоздало представился: – Мичман Петренко.

– Поручик Сосновский. Так, говорите, нагоним?

– А то! На выходе из гавани и возьмем. Пока развернутся, поймают ветер… Успеем! Никуда они от нас не денутся!

– Что ж… Дай-то бог!

Прямо над головами провыло-пролетело ядро, ухнуло в воду рядом, окатив брызгами бушприт.

– Как бы они в нас случайно не угодили, – невольно поежился Антон.

Мичман усмехнулся:

– Не угодят! Они наш баркас знают… Да и светает уже… А ну, поднажми, братцы!

Задавая темп гребле, засвистела боцманская дудка…

Снова пушечный залп!

– Черт побери… Уходят!

– Никуда они от нас не денутся! Там течение… Давайте левее… Ага…

Выйдя из гавани, судно замедлило ход, медленно поворачиваясь к берегу левым бортом. Ага, вот подняли брамсель – единственный прямой парус… Потому и шхуна такая именовалась брамсельная.

Однако баркас-то заметили поздно! Что понятно – низкая осадка, волны, да и темновато еще. А когда заметили, уже было поздно! Перед самым носом баркаса уже маячила резная корма с нарисованным белым цветком – хризантемой.

К тому времени солдаты уже зарядили ружья…

Привстав, поручик махнул рукой:

– В паруса… целься… Залп!

Ружья грохнули в унисон. Повиснув, бессильно затрепетали на ветру разнесенные в клочья паруса – брамсель и те, что на бизани…

– Готовиться к абордажу! – выхватил шпагу Антон.

Брать «Хризантему» на абордаж не пришлось. Струсивший экипаж спустил остатки парусов и бросил веревочный трап с левого борта.

– Нэ нада стрэлять, нэ нада! – испуганно заголосил на корме какой-то человек в белом тюрбане. Похоже, что шкипер или даже сам капитан. – Ми свои, свои! Это ошибка!

– А здорово они испугались, – убирая в ножны короткую абордажную саблю, презрительно хмыкнул мичман. – Сейчас посмотрим, какие там свои.

Между тем неумехи матросики уронили трап в воду… Забегали, принесли другой, засуетились вновь бестолково…

– Экие черти безрукие!

– Ага… вот и сам хозяин!

Рядом со шкипером возникла дородная фигура с черною бородою и в шляпе.

– Здравствуйте, господин Тевосов! – помахав треуголкой, закричал Сосновский. – Так-то вы встречаете гостей!

– И вам здравия, господин поручик! – купец церемонно поклонился, надо сказать, держался он молодцом. – Мы приняли вас за разбойников. Знаете, нынче в море всяких людей полно… Да спустите же, наконец, трап!

И впрямь, что это они так долго возятся? Тянут время? Зачем?

Наконец, атакующие поднялись на узкую палубу «Хризантемы», и Антон тут же приказал обыскать весь корабль.

Мичман уже общался с Тевосовым, строго, как положено патрульному:

– Почему вышли из гавани, не дожидаясь рассвета? Вы что же, незнакомы с приказом?

– Понимаете, уважаемый… мы так спешили, так спешили… Сделка вот-вот сорвется! Выгодная сделка – бакшиш.

– Кроме команды кто-то еще есть на судне?

– Д-да… Женщина и ее служанка… служанки… Попросились… Уж не смог отказать…

– Женщины? – повернулся Антон. – Они в каюте?

– Были в каюте… Да, верно, испугались и спрятались в трюме…

– Господин поручик! Эвон, какого черта поймали… В трюме прятался, гад!

Солдаты вывели на палубу бородатого черкеса со спутанными волосами, в черном, с серебряным галуном, кафтане. Черкес злобно зыркал глазами, пытался вырваться и грубо, не по-русски, ругался.

– Экий неугомонный! – недобро усмехнулся старый казак. – Вашбродь, сейчас мы его…

– Это мой слуга, – Тевосов спокойно подошел ближе. – Успокойся, Салим. Это свои… наши…

– И что же он делал в трюме?

– Там кто-то заперся, изнутри, – подойдя, доложил патрульный. – В самом низу, где балласт…

Кивнув, Сосновский быстро спустился в трюм… Нагнулся, дернул крышку люка… Удивительное дело! И впрямь кто-то заперся изнутри… Какое-то чудо! А, впрочем…

– Ани! Маша! – постучав, выкрикнул поручик. – Мадемуазель Софи! Это я – Антон! Все хорошо. Открывайте.

Внизу послышалась возня, что-то звякнуло… И в щели медленно отворившегося люка возникла миленькая физиономия Анисьи с большим синяком под левым глазом!

– Антон Авдеевич! Барин! Ну, я ж знала… Знала же…

Выбравшись, девчонка бросилась поручику на грудь и расплакалась. Следом покинули трюм и Софи с немой служанкой Машей…

– Ну, ну, – утешая, Сосновский погладил девушку по плечам. – Не плачь, не надо…

– Я… я не буду… Тевосов, такой гад… Опасайтесь! Мы закрылись…

Спасенные узницы вышли на палубы, за ними поднялся поручик…