Сирийский рубеж 3 - Михаил Дорин

— Карат, я 302-й, на боевом, цель вижу, — повторил я, поскольку авианаводчик молчал.

— 302-й, понял. Работу разрешил, — услышал я команду от него.

В голосе ПАНовца чувствовалась усталость и некая тяжесть.

— 311-й, справа. Цель вижу, — выдохнул Рубен.

Его вертолёт был виден уже в зеркале. А вот Кешу по-прежнему неслышно.

— Кеша, мы на боевом, — сказал я, но Петров не отвечал.

Пора бы уже и отсчёт дальности давать, но мой оператор молчал.

— На боевом, — повторил я.

— Да… цель… вух. Цель по курсу. Дальность 7.4…7.2… 7.0…

Я уже был готов отклонить ручку управления и дать залп оставшимися неуправляемыми ракетами. Слева виднелся ориентир для начала ввода в пикирование — небольшое укрепление сирийской армии, над которым развевается флаг страны.

На индикаторе отсчитывалась расчётная дальность до цели. Палец аккуратно лежал на гашетке ПУСК. В висках пульсировало. Ещё немного и надо задирать нос…

— 302-й, я Карат. Работу запретил! Запретил! Отставить! — протараторил авианаводчик.

Не самый лучший момент, чтобы что-то отменять.

— Понял. 311-й, работу запретили, разворот влево. Про отстрел не забывай, — сказал я, вводя вертолёт в резкий разворот.

— 2-й, 316-му, — запросил меня командир группы Ми-24.

— 316-й, аналогично.

Группа вертолётов Ми-24 тоже начала выполнять отворот, но только в левую сторону. Больше на боевой курс никто не выходил.

Выровняв вертолёт, я посмотрел в сторону Байрата. Там продолжало всё гореть. В воздух взлетали обломки, и вздымался чёрный дым от уничтоженной техники.

— Карат, 302-му. Отбой задачи? — запросил я в эфир.

— 302-й, подтвердил. Далее на Тифор. Связь со «Стартом», — добавил авианаводчик, когда мы пронеслись над позицией сирийцев.

Несколько бойцов махнули нам рукой, приветствуя с земли. Никто более не наступал, а колонна «Сил Тигра» так и не появилась на дороге.

Подлетая к аэродрому, я уже понимал кто погиб. И на душе было совсем скверно от осознания того, что ты этого человека знаешь.

Кеша молчал, да и в эфире была тишина. Ни у кого не было желания приветствовать, поздравлять, благодарить друг друга. Все ждали момента, когда сообщат точно кто сегодня погиб.

Через несколько минут мы уже зависли над стоянкой. Ми-28 начало слегка сносить от встречного ветра. Я аккуратно опустил рычаг шаг-газ, чтобы приземлить вертолёт. Колёса коснулись бетонной поверхности, и мы начали выключение двигателей.

— 302-й, вас ждут в командном пункте, — сообщил руководитель полётами мне в эфир.

— Понял, спасибо.

Лопасти несущего винта остановились, и я открыл дверь кабины. К вертолёту медленно подошёл техник с фляжкой воды.

— Всё хорошо, товарищ командир? — спросил он, протягивая мне ёмкость с водой.

— У нас — да.

— Мы уже тоже в курсе. Знаете кто?

— Сирийский Ми-24. Позывной 817, — ответил я, глотнув воды и возвращая фляжку технику.

Поблагодарив за воду, я вылез из кабины. Кеша уже стоял рядом с вертолётом и пытался достать из пачки одну из сигарет.

— Не… выходит, — произнёс Кеша, когда уже вторая сигарета выпала у него из рук на бетон и тут же её унесло ветром в сторону.

Давно я не видел, чтобы Иннокентий так нервничал.

Руки Петрова тряслись, а сам он выглядел подавленным.

— Не каждый день друзей теряешь. Вчера за столом только сидели.

Лётчики медленно вылезали из кабин. Кто-то уже шёл в сторону здания высотного снаряжения, так и не успев подняться в воздух. А вот сирийцев не было видно совсем.

Только рядом с одним из Ми-24, который прилетел совсем недавно, на бетонке сидел один из лётчиков. И его я узнал издалека.

— Пойду поговорю, — сказал я Кеше, когда он смог достать сигарету.

Чем ближе я подходил к сидящему сирийцу, тем проще было разглядеть эмоции на лице «садыка». Это был Асил Султан. Таким подавленным этого молодого человека я ещё никогда не видел.

Все мои опасения, к сожалению, подтвердились. Командиром упавшего вертолёта был Джанаб — брат Асила. Его мы все знали под именем Диси.

— Аль-каид, ты всё слышал в эфире. Думаю, мне объяснять нечего, — поднял на меня голову Аси и снова уставился в бетонку.

— Холодно. Вставай, иначе заболеешь, — приподнял я сирийца за подвесную систему.

Хотелось бы что-то сказать парню, но тут слова соболезнования и поддержки скорее лишние. Когда у тебя на глазах погиб друг, мир вокруг переворачивается. Кажется, будто у тебя часть души отобрали прям на глазах. И ты с этим ничего не можешь сделать.

А здесь погиб брат-близнец. Родная кровь, плоть от плоти.

— Мы вчера перед сном на крыше сарая сидели. Как в детстве. Смотрели на наше небо и, как и тогда пацанами, решили звёзды пересчитать. Я считаю вслух, а он молчит. Я его толкаю, а он уставился в небо и улыбается. Минута проходит, но он глаз с неба не сводит. А потом говорит, что вот по этим моментам он будет скучать. Когда вот так с братом на крыше сидели. И мечтали о…

А теперь мне одному скучать, — проговорил тихо Асил и не сдержал эмоций.

Сглотнув ком в горле, я обнял парня, который с трудом мог что-то дальше говорить. Да и у меня не было слов.

Несколько минут спустя я подошёл к небольшому строению, похожему на вход в погреб. Командный пункт на базе Тифор в моём прошлом выглядел несколько иначе. Сейчас это подземное сооружение в один, а может и в два этажа.

Вокруг ни одной машины. Зато охраны достаточно, чтобы понять — прибыли большие начальники.

Спустившись вниз, я вновь оказался в зоне пристального досмотра сирийских солдат.

— Вам в зал боевого управления, господин Искандер, — произнёс один из охранников, возвышавшийся надо мной.

Это был высокого роста военный в камуфляже республиканской гвардии, но без каких-то знаков различия. Экипирован в новенькую разгрузку западного образца, а в руках он держал венгерский АМД-65.

Его подчинённые выглядели не менее серьёзными. В Сирии такую охрану я видел только у человека с фамилией Аль-Асад.

Преодолев несколько поворотов узких коридоров, я оказался в зале боевого управления.

Пересекая порог, я сразу почувствовал ту самую «смесь ароматов плотной работы» — табачный дым, смешанный с запахами кофе, чая и пота.

— Сколько уничтожено? Так выясните. Нам докладывать нужно, — грубо сказал в телефонную трубку один из генералов.

На стенах висели различные карты и схемы. В центре зала на нескольких больших столах самый настоящий