Чемпионы Черноморского флота - Greko

«Единственный, по моему твердому убеждению, повод подать в отставку — это вопиющая несправедливость вышестоящего начальства! Когда нет ни сил, ни желания бороться с ветряными мельницами! Все иное — недостойно человека чести!»

— Поручик! Кажется, ваши горцы вас срочно требуют к себе! — вернул меня на землю майор Середин.

Я вскочил, слегка покачнувшись. Как ни налегал на закуски, водочка в крови еще играла. Срочно накинул черкеску на пропотевший бешмет. Подпоясался. И кинулся к воротам из лагеря. Комендант показывал мне дорогу.

Оседлал верного Боливара. Выехал за пределы крепости. На расстоянии пушечного выстрела меня поджидала группа моих бойцов во главе с Башибузуком. Рядом с ним виднелась Коченисса. Я помчался к ним.

— Что случилось? — спросил с тревогой.

— Часть отряда нас покинула, прихватив несколько штуцеров. Люди недовольны конфликтом с племенем Вайа, с убыхами и тем, что мы вытащили русского офицера и других пленных. Но не это главное!

— Скажи! Скажи же ему, наконец! — закричала Коченисса, срывая голос и ломая руки.

— Говори! — я сглотнул в ожидании чего-то страшного. Хмель мгновенно улетучился.

— Убиты Цекери и Курчок-Али!

[1] Быть может, это обстоятельство породило многолетнюю неприязнь между куринцами и апшеронцами, доходившую до крайностей. Как-то раз куринский поручик Эссен предложил, пользуясь ночной темнотой, поставить пушку в овраге и устроить засаду. «На кого?» «Так на апшеронцев! Они этой дорогой на водопой ходят. В прошлом году украли и съели нашего быка. Нужно отомстить». О времена, о нравы!

[2] В царской армии служили 25 лет. Но на Кавказе редко кто выходил в отставку ранее 28-ми.

[3] Пять процентов Куринского полка составляли ссыльные поляки.

[4] Канонический — то есть, неказенный, приварочный, созданный трудом солдат.

[5] Имеется в виду войсковой старшина Посполитаки Александр Лукич, личность крайне противоречивая в истории Кубанского края. Выйдя в отставку и имея полную поддержку наказного атамана Н. С. Завадовского, полностью подмял под себя рыбную и солевую торговлю в Черномории на долгие годы. Характеризовался современниками как интриган и беспринципный человек. Справедливости ради добавим, что он основал женскую гимназию в Екатеринодаре.

Глава 20

Вася. Крепость Грозная, сентябрь 1838 года.

По заведенной традиции полковник Пулло держал открытый стол для своих офицеров. Он приглашал их на завтраки и ужины, чем все пользовались без стеснения. Тон задавала его супруга, Александра Павловна, сопровождавшая мужа во всех его походах. Она была приветлива, мила и всякий вечер собирала в своем доме компанию для игры в вист и бостон на нескольких столах.

На беду полковницы, офицерский состав полка был далек от идеала. На Кавказ массово отправляли всякое отребье — драчунов, пьяниц, воров и шулеров. Любой командир полка из внутренних губерний мечтал избавиться от подобной публики. Дальше Кавказа ссылать было некуда. Вот и приходилось Пулло драконовскими мерами обуздывать эту вольницу. Но выходило у него пока плохо, хотя гауптвахта не простаивала пустой.

Центром притяжения всех полковых сорвиголов был офицерский клуб. Туда и направился в теплый сентябрьский вечер поручик Лосев, узнавший, что в штаб-квартиру прибыл его давнишний обидчик, прапорщик Гнедин. Ротный карабинеров мечтал поквитаться за поражение в «стукалку», нанесенное ему в Червленой.

Картёжная игра в России — стихия непреложная, а в армии еще и неизбывная. Судеб она поломала немало, но кого это остановило? Подумаешь, риск игрока? С чего бы его бояться тем, кто пулям не кланяется и идет впереди солдатских колонн с радостной улыбкой на лице?

Как раз с такой улыбкой Лосев и вошел в игорный зал. Народу было немного. В полумраке, за зеленым сукном ломберных столов, исписанном мелом, сидели компании игроков. Шелестели тасуемые колоды. Ярко горели свечи в шандалах. Стопки монет — золото и серебро — и пачки ассигнаций двигались от одного игрока к другому. Эти перемещения порой сопровождались стонами или проклятиями проигравших.

Гнедин ждать Лосева не стал. Уже играл с крепостными артиллеристами в ту самую «стуколку» с прикупом, на которую нацелился поручик. Поскольку в этой игре могли участвовать до семи человек и чем больше народу, тем интереснее, Виктора Игнатьевича приняли без разговоров. Распечатали новую колоду в 52 листа. Сделали ставки. Сдающий роздал всем по три карты. Открыл козырь. Желавшие продолжить, стучали костяшками пальцев по столу. Лосев постучал.

Оставшиеся в игре по очереди взяли прикуп, сменили карты, начали розыгрыш. У Лосева вышел ремиз, поскольку он не взял ни одной взятки. Пришлось делать следующую ставку в размере суммы, находившейся на столе.

Поручик чувствовал, как начало шуметь в ушах. Каждая клеточка его тела, как у алкоголика после первой рюмки, пришла в движение, требуя одного — выиграй! Он поставил нужную сумму на кон. Отсчитал несколько ассигнаций, прежде чем убрать оставшиеся. Одна купюра соскользнула со стола. Лосев не удержался и поднял, заслужив неодобрительные смешки. Так поступать не принято. Но его уже несло. Играть!

При всей своей рассудительности Лосев в действительности был на редкость азартным человеком! Ладно бы фарт! В картах без него — никак! Но и не только на него нужно рассчитывать. «Стукалка» как раз была такой игрой, где азарт и надежда на удачу должны стоять на последнем месте. Главная опасность игры — ее видимая легкость. На это и покупались азартные игроки. Полагали, что с двумя притопами и тремя прихлопами уж точно справятся! Ан, нет! Только строгое следование разумности того или иного действия могло принести удачу и куш. Да, многое зависело от простого фарта! Если он есть, если карта прёт, то — троекратное ура! Любой справится! Но, если не прёт, то только умелый и хладнокровный игрок сможет максимально минимизировать потери! А Лосев по характеру оказался тем самым азартным Парамошей. Не обращал внимания на карты, на логику игры. И совершал действия, которые любой назовет нелепостью. Когда играющий рассчитывает не на сомнительные взятки, а рискует с откровенно проигрышной картой в расчете на прикуп.

… Когда кончились деньги, поручик предложил сыграть на собственный домик в форштадте. Гнедин возражать не стал, артиллеристы радостно зашумели. Домик был редким кушем. Лосев проиграл и его.

«Зачем я только поднял ту ассигнацию⁈» — мучил он себя понапрасну.

— Места прошу не занимать! — храбрясь, заявил Лосев. — Буду через пару мгновений!

Не через пару мгновений — через полчаса — поручик вернулся. На него было больно смотреть. Взлохмаченный, бледный, он вывалил на