Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

Шарона пренебрежительно огляделась. Серые пыльные стены, овальное окно с потеками, подозрительно хрустящий под ногами пол.

– Условия не хуже других, – сказала она снисходительно. – Давайте же перейдем от невинных шалостей к опасным.

– Могу вас заверить, – сказал Кратов самым доверительным тоном. – Рациоген или, как вы его называете, адская находка, находится под полным моим контролем.

– Я называю его «гиперментаром», – сердито поправила Шарона. – И хотела бы уточнить, какую именно из своих навязчивых иллюзий вы полагаете полным контролем.

– Вы, верно, знаете, что это не первая моя встреча с рациогеном, – тщательно подбирая слова, начал Кратов.

Шарона молча кивнула.

– Когда-то давно Дитрих Гросс живо обрисовал мне все страхи научного сообщества, связанные с бесконтрольным применением стимуляции интеллектуальных ресурсов человека. Это звучало эмоционально и убедительно для неокрепшей юношеской натуры. Многое из высказанных опасений я неосознанно принял на веру. Хотя бы потому, что наша беседа происходила вскорости после того, как я сам пережил контакт с рациогеном. И… не был сильно напуган. Скорее, озадачен. Испытанные мной ощущения были ослепительны, но, когда все закончилось, воспоминания о них вызывали во мне чувство стыда. Мне не понравилось быть мыслящей машиной.

– И тем не менее, вы уничтожили рациоген на Церусе I, – со значением промолвила Шарона.

– Потому что своими глазами увидел его другую сторону, темную, разрушительную. В том, что творилось на Церусе, не было ничьей вины. И сам прибор был не виноват, он лишь выполнял свою функцию. Это была чужая версия рациогена, мы до сих пор не знаем, как он оказался на планете и кто привел его в действие. Рациоген стал источником гуманитарной катастрофы, но создан был не для этого. Злой воли, как у всякого прибора, у него не было. Со сложными системами такое случается сплошь и рядом, порой они ведут себя, как обалдевшие джинны, вырвавшиеся на волю.

Кратов подумал, стоит ли рассказывать инспекторше о генетической чуме на Сарагонде, решил, что она и без него знает об этом трагическом эпизоде, а упоминать о своем участии счел излишним.

– Итак, о той версии рациогена, что мирно дожидается своей судьбы в местном ангаре, – сказал он спокойно. – Наш рациоген совершенно управляем и подконтролен. Думаю, его интеллектронная составляющая слишком ленива, чтобы пытаться захватить власть над миром.

Шарона коротко усмехнулась.

– Меня настораживает, что вы одушевляете прибор, – заметила она. – Личное отношение к упорядоченному набору наносхем всегда было неприятным симптомом. Вы, кажется, имели удовольствие беседовать с доктором Теренсом Морлоком?

– О да, – сказал Кратов. – И рассчитывал, что он найдет возможность участвовать в нашем эксперименте. Да, он весьма немолод, но я знавал и более зрелых галактических туристов…

– Немолод и нездоров, – отчеканила Шарона. – Академия Человека никому не вправе запрещать рискованные выходки, но наши рекомендации обычно весьма убедительны. Доктор Морлок выслушал наши аргументы. Он поворчал, покапризничал, но пришел к заключению, что перспектива долгой и активной научной деятельности предпочтительнее сомнительных пространственных перемещений, и счел за благо остаться дома. Так вот, доктор Морлок говорит о рациогене исключительно как о живом существе. Не о домашнем питомце, которого можно баловать и лелеять, а о равном себе, признавая за рациогеном свободу воли и наличие альтернативной этики. Вас это не смущает?

– Как вы прицепились к безобидной метафоре! – хмыкнул Кратов. – Вам никто не говорил, что иногда я бываю склонен к образным выражениям? Я ксенолог, мне по штату причитается богатое воображение, я какой-никакой, а литератор и, говорят, неплохой рассказчик.

– Нынче не самый подходящий момент для профессиональных баек, доктор Кратов, – неприступно сказала Шарона.

– Тогда факты, – согласился тот. – Несколько дней назад я вынужденно вошел во второй свой контакт с рациогеном.

– Продолжайте, – сказала Шарона пасмурным голосом.

– Не убежден, чтобы в том была чрезвычайная необходимость. Ситуация располагала к непростым решениям, и о средствах задумываться не приходилось. Скажу лишь, что это было скорее забавно, нежели полезно. И когда я достиг цели и совершенно убедился в никчемности моей гипертрофированной интеллектуальности, то мирно, без сожаления прекратил нашу с прибором связь.

– И он просто взял и отпустил вас, – заметила Шарона с сомнением.

– Как всякая сложная интеллектронная система, рациоген наделен избыточным сервильным функционалом. Он предложил мне подумать дважды. Обрисовал штрихами возможные угрозы и преимущества. Предупредил, что мне станет без него скучно. И отступил.

– И никаких остаточных явлений?

– Ни малейших.

– Впрочем, вы бы и не сознались, – сказала госпожа инспектор не без злорадства.

– Оставьте, Шарона, – с неудовольствием проговорил Кратов. – Вы видите в рациогене запрещенное знание и темную угрозу благополучию человечества. А я вижу большой голубой ящик, нафаршированный наносхемами, который просканирует мою память и освободит ее от информационной посылки, угодившей не по адресу. То же относится и к остальным участникам эксперимента. Все, о чем я мечтаю, это перестать быть почтовым ящиком. И, если нам удастся собрать посылку из осколков и заполнить лакуны, я ужасно хотел бы знать, что в ней находилось. Уж очень много разных событий происходило вокруг меня и в связи со мной все эти двадцать лет. Очень большие силы пытались мне помешать. Я хочу, чтобы все закончилось здесь и сейчас. И вы меня не остановите.

– Неужели? – холодно усмехнулась Шарона. – Кажется, вы не до конца представляете возможности мои и Академии Человека, которую я имею честь здесь представлять.

– У меня нет намерений противопоставлять себя административным сообществам Федерации. Я готов потратить на доказательство своей правоты и чистых намерений столько времени, сколько потребуется. Но в итоге непременно добьюсь своего. Не забывайте, я специалист по переговорам с непонятливыми.

– Будьте покойны, я здесь не с декоративными полномочиями.

– В этом качестве вы мне и необходимы.

Шарона неспешно налила себе из сосуда зеленого напитка, принюхалась, подергивая длинным носом, и сделала маленький осторожный глоток.

– Итак, – сказала она, отставляя бокал. – Зачем же я здесь?

– Чтобы положить конец авантюрной вольнице и вернуть события в формальный контекст. Когда «длинное сообщение» переместится в память рациогена, я передам его вместе с прибором Академии Человека. Кто-то должен его прочесть, и это уж точно не я. Моя миссия будет завершена, принимать главные решения – не мой уровень компетенции.

– Вот так возьмете и устранитесь? – спросила Шарона недоверчиво.

– Не просто устранюсь, – жизнерадостно заявил Кратов. – А убегу прочь сломя голову, как черт от ладана. Займусь наконец семьей и любимым делом. Выкину из памяти –