Тактик.2 - Тимофей Кулабухов

пробила мне бедро ниже доспеха и, хотя я смог (не иначе, на адреналине) выдернуть остриё, рана паскудным образом кровоточила. Причём ране нужен был покой, а откуда ему взяться, если мы убегаем и каждый шаг, необходимый для спасения, так же причинял боль и потерю ещё нескольких капель крови.

Боль была тупой, ноющей, и с каждым шагом становилась всё сильнее. Голова кружилась от потери крови и пережитого напряжения.

«Надо было изготовить бутылки с зажигательной смесью, у алхимиков в Алаторе, — с запоздалым сожалением подумал я, морщась от боли. — Против этих ходячих гор мяса они были бы куда эффективнее, чем наши зубочистки. Э-эх. Все мы сильны задним умом. А мои предки воевали против танков в том числе коктейлем товарища Молотова. Короче, урок на будущее: всегда имей под рукой „коктейль Молотова“, если идёшь на свидание с троллями».

Пока мы, пошатываясь, отступали по тёмным, извилистым туннелям, ведущим вниз, стараясь унести всех своих раненых, Эйтри и другие гномы смотрели на меня с каким-то новым выражением. В их глазах было не просто уважение, а… восхищение. И даже благоговение.

— Ты… ты убил тролля, человек! — выдохнул один из гномов, молодой парень с перевязанной головой, помогавший мне идти. Его глаза сияли. — Сам! Один на один! Я видел!

— Он не просто убил тролля! — подхватил другой, постарше, с седой прядью в бороде. — Он придумал, как их всех завалить! Он — Победитель тролля!

Это прозвище «Победитель тролля» тут же подхватили остальные. Оно передавалось из уст в уста, обрастая подробностями и приобретая почти легендарный оттенок. «Победитель тролля! Рос Победитель Тролля!»

Я лишь криво усмехнулся, чувствуя, как краска стыда (или это от потери крови?) заливает лицо.

«Победитель тролля» , ну надо же, — мелькнула ироничная мысль. — Ещё одна ачивка в мою коллекцию. Звучит пафосно. Интересно, какие бонусы она даёт? Может, скидку в местных тавернах? Или « +10 к харизме » при общении с гномами?'

Хотя, где-то в глубине души, очень глубоко, шевельнулось что-то похожее на гордость. Я действительно это сделал. Я, Ростик, бывший студент, геймер, а теперь вот — убийца троллей. Мир определённо сошёл с ума. Или я вместе с ним.

Отступая с ранеными и добычей, стараясь замести следы, наш отряд спустился так низко, что в какой-то момент Эйтри остановил продвижение колонны.

— Что? — спросил я и по гномьей привычке (я видел они так время от времени делают) понюхал воздух в туннеле. Запах затхлый, ещё и влажно.

— Этого ответвления нет на карте, — проворчал Эйтри, сверяясь со своими записями и схемами в потрёпанном дневнике.

— Орки прокопали.

— Да нет же, кладка старая, даже очень. Просто мы в этой части нижних горизонтов никогда не были.

Путь выглядел заброшенным, давно забытым. Вход был частично завален покосившимся каменным блоком.

— Но нам он по пути, если, конечно, не оканчивается тупиком, — проворчал Эйтри, решаясь, идти ли туда.

И всё же мы ступили в этот проход и через несколько сотен метров справа попался заваленный боковой ход.

Обычно мы бы прошли мимо, но что-то… что-то заставило меня остановиться. Какое-то странное чувство, почти физическое ощущение, что там, внутри, есть что-то важное. Или это просто начинался бред от ранений и усталости?

— Эйтри, — прохрипел я, указывая на щель. — Туда… надо заглянуть. Я хочу посмотреть.

Эйтри посмотрел на меня с беспокойством, потом на заваленный проход.

— Рос, ты еле на ногах держишься. Нам нужно на пределе сил уходить, пока орки не нашли нас и не напали.

— Просто… заглянем, — настоял я. — У меня… ощущение, незнакомое. Не знаю. Надо посмотреть.

Любопытство, или, скорее, мое необъяснимое упорство, пересилило осторожность. Эйтри, вздохнув, попросил нескольких гномов расширить проход. Через несколько минут мы смогли протиснуться внутрь.

Это был ход в просторную, естественную пещеру, явно не тронутую киркой гнома. В центре её, на небольшом естественном возвышении, стояла статуя. Древняя, высеченная из цельного куска какого-то тёмного, почти чёрного камня, она изображала коренастого воина в полном боевом облачении, с огромным двуручным молотом в руках. Лицо его было суровым, но исполненным какой-то внутренней силы и мудрости. Величественная, даже в своем нынешнем состоянии, статуя излучала ауру древности и могущества.

— Дикаис… — благоговейным шёпотом произнес Эйтри, снимая шлем. — Бог-справедливости и науки… Здесь? Это же святилище? Я никогда не слышал даже упоминания о нём…

Святилище было осквернено. Статуя была измазана грязью и какой-то вонючей слизью, на прочном камне были следы зарубок от ятаганов и молотов орков. На ней были нацарапаны грубые, похабные орочьи символы и ругательства. Это было буквальное такое святотатство.

Эйтри и другие гномы застыли, их лица потемнели от гнева и скорби.

— Твари… — прорычал один из них, сжимая кулаки. — Даже богов не боятся…

— Эйтри, — сказал я, чувствуя, как силы покидают меня. Голова кружилась всё сильнее, ноги подкашивались. — Отправляй остальных. С ранеными, с добычей. Пусть уходят. А мы… мы тут немного задержимся.

Эйтри непонимающе посмотрел на меня.

— Рос, ты…

— Нам надо побыть тут, — перебил я его, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя он больше походил на шёпот. — Это важно.

Он колебался мгновение, но потом кивнул. Видимо, мое прозвище «Победитель тролля» все-таки давало некоторые бонусы к убеждению. Отдав распоряжения, Эйтри остался со мной, пока остальные гномы, бросая сочувственные и немного испуганные взгляды на меня и осквернённую статую, поспешно покидали пещеру.

Когда мы остались вдвоём, я, шатаясь, подошел к статуе. Несмотря на сильную боль, на слабость, которая туманила сознание, что-то в её скорбном, поруганном виде тронуло меня до глубины души. Это было не просто изваяние. Это был символ. Символ веры, стойкости, чего-то настоящего, что эти тупые, жестокие орки пытались уничтожить, растоптать. И во мне вскипело какое-то иррациональное, почти детское желание — это исправить.

— Воды… — прошептал я, обращаясь к Эйтри. — И… тряпку. Любую.

Эйтри, с удивлением глядя на меня, молча протянул мне флягу с водой и подал мне из походной сумки ветошь для очистки оружия и доспеха.

И я, к собственному изумлению, начал сам, своими руками, очищать статую от грязи, от орочьей скверны. Вода смешивалась с грязью, смывала и снимала её.

Я стирал похабные рисунки, отмывал запекшуюся грязь, стараясь вернуть этому древнему лику хоть часть его былого величия. Это было