Новая жизнь 6 - Виталий Хонихоев

И это уютно. Я приподнимаюсь на локте, вернее – пытаюсь приподняться и тут же падаю назад, шипя от боли. Вот же… надо было ей так глубоко порезать… поворачиваю голову и смотрю на Шизуку. Она спит и лицо у нее, как и положено у молодой спящей девушки – безмятежно и спокойно. Всем бы так спать.

Некоторое время я изучаю ее безмятежное лицо и полуоткрытый рот, ее худые плечики, констатирую почти полное отсутствие груди и аккуратно, медленно – все же приподнимаюсь на локте, стараясь не напрягать спину.

- Сильно болит? – спрашивает Бьянка, которая приподнимается на локте, с другой стороны, от лежащей между нами Шизуки: - у меня обезболивающее есть.

- Почему-то я не удивлен – отвечаю я: - припомню я тебе эти фокусы с медикаментами. Ты ж клятву Гиппократа давала!

- Не давала – качает головой Бьянка: - неа. Однако и не нарушила тоже – если бы даже давала. Тебе вот на пользу немного боли испытать… меньше дури в голове будет, кроме того – ты так дольше держишься во время секса. С одной стороны – боль, а с другой – удовольствие. Huzzah!

- Ладно – я решаю не спорить с человеком, у которого мозг работает иначе чем у меня. Сперва надо первый контакт установить и язык общий выработать, а то мы с ней явно про разные вещи говорим. Меня больше занимают отвлеченные вещи, а именно – что там с прошлым нашей Шизуки и почему у нее опекун из полиции и где ее настоящие родители и почему она про семью свою никогда ничего не говорила. Или там – что я буду дома говорить про спину, и как долго я это смогу скрывать? С учетом того, что у нас дома все ходят в одежде (некоторые – в вызывающей, но все же одежде) – наверное смогу какое-то время. Тут главное, чтобы ничего не загноилось и все зажило, но в ком-ком, а в Кексике я могу быть уверен, она все сделала как положено, зашила слоями, на всю глубину раны, да еще какими-то модными биоразлагаемыми нитками. И без анестезии, да. Кроме того, меня занимает факт того, что делать с Кэтрин Мендозой, которая уже по факту проиграла одну дуэль, но сдаваться не собирается. Еще мне охота встретиться с Натсуми, потому что… ну просто охота встретиться и все. Провести тихий вечер, наполненный намеками и «интересными фактами», придумать что-нибудь, чтобы она прожила еще один замечательный день жизни. Ах, да, Косум со своим общежитием…

- Она красивее так. – задумчиво выдает Бьянка, разглядывая спящую Шизуку: - и лицо у нее расслабленное становится и тело… одежду она всегда мешковатую и темную носит. А тут – она поглаживает Шизуку прямо по ее отсутствующей груди, и та вздрагивает во сне и что-то бормочет.

- Обязательно было … вот так? – спрашиваю я Бьянку, хотя уже знаю ответ.

- Конечно обязательно – кивает та, оправдывая мои ожидания. Есть у Кексика такая черта – считает себя правой всегда и везде. В большинстве случаев это так и есть, но все могут ошибаться, а у нее сомнений нет в принципе и однажды это может ее нехило так подвести.

- Когда у человека такой катарсис, переосмысление ценностей, весь этот когнитивный диссонанс в крайней степени – никак нельзя человека на произвол судьбы бросать – говорит она, продолжая поглаживать Шизуку: - это жестоко и непрактично.

- Так, насчет жестокости я понимаю, а непрактично – это откуда? – вяло удивляюсь я, откидываясь на подушку. Зрелище того, как Бьянка поглаживает спящую Шизуку и как с нее сползает простыня все ниже – не вызывает у меня таких ярких чувств, какие должно было бы. Потому что чертова спина болит как скотина, у меня такое ощущение, что я теперь как черепаха, словно спина коркой покрылась и застыла в таком положении. А еще потому что вчера мы с Бьянкой сделали с Шизукой все что только могли, а возможно даже немного больше.

- Непрактично – потому что человек с таким устройством психики все равно найдет себе предмет фиксации. Ээ… как это у вас, у молодежи – на чем заморочиться.

- У молодежи? Ты старше меня всего на… три года?

- На пять лет – поправляет меня Бьянка, начиная пощипывать сосок. Шизука приоткрывает рот и начинает издавать какие-то странные звуки – словно птичка, не думал, что у нее такой высокий голос.

- Все равно ты молода и красива и не имеешь права выступать с точки зрения старшего поколения. Кто тут старый и умудренный опытом – это я. – трудно подбочениться, когда ты лежишь, но я попытался. Чертова спина.

- Как старый и умудрённый человек ты должен понимать, что дать этой вот, молодой особе зафиксироваться самостоятельно я не могла. Мало ли куда ее потом переклинит… ладно если она марки начнет собирать, а вдруг как ей понравиться тринитротолуол выплавлять в домашних условиях? Искусство – это взрыв! В общем ты, конечно, долбанутый, мало того, что ей нож дал и спиной повернулся, так еще и мне дротик в винтовке подменил. Я сперва злилась, а потом поняла – это же ты, ты всегда такой был – не такой как все. И как всегда – ты оказался прав. Ты перевернул ее мир с ног на голову и встряхнул… но этого мало, мой puddin’, необходимо потом все расставить по местам… взять ее за голову и сказать, слушай сюда, малышка, вот дивный новый мир и вот правила этого мира. Вот эти все – твои враги, а вот эти – твои друзья, а еще у тебя есть хозяин и ты должна служить ему, забыв себя. Потому что на место той пустоте внутри – я поместила чувство долга. Служение. Долг. Как там твоя Сора говорит – смерть легче пуха, долг тяжелее свинца. – Кексик наклоняется и целует Шизуку, накрывая своими губами ее маленький, темный сосок.

- Понятно. У тебя очень необычная техника психологической терапии… - признаюсь я, следя за тем, как она стягивает со спящей (спящей ли?) Шизуки простыню.

- О. Знаешь, что меня возбуждает больше всего? – она наклоняет голову в мою сторону: - то, что я в тебе не ошиблась.

- Ты во