Шоссе Петля - Олег Новгородов

(Первый подросток):

- Конь, ты, что ли, ментоловые сосёшь?

Потапов, как мог бесшумно, придавил упавшую сигарету ногой.

(Второй подросток):

- Не, ты че, не я. Слышь, Гим, стрёмно тут стоять…

- Не очкуй, ты никому не нужен. Нужен этот…

(Третий подросток):

- Не спалят нас?

- Кто? Один на заводе в три смены пашет, другая в психдиспансере, а эта хата съемная, только ее не снимают. Так что не ссы, а то в могилу полезешь. На Лосиной как раз пустая есть.

У Потапова сжалось сердце. Может быть, парни - из той банды, что забила оставшихся без бензина студентов. Гим - это что, Гимлер, что ли? Скинхеды… Они что-то затеяли, а буквально над их головами торчит невольный свидетель злодеяния, в чем бы оно ни заключалось.

Молчание. (Второй):

- Здесь шарился какой-то новый. На «окуне» приехал. Не он ли снял?

- Ну, снял и снял, тебе не пофиг?

(Третий):

- Гим, а э т о т в натуре из наших?

Пауза. Плевок.

- Из жопы он, а не из наших. Интернатовский, здесь у тётки кантовался. Батя Жекин говорит, в интернате его отпетушили, поэтому такой умный.

(Второй подросток):

- Ну бомбанешь ты замок, а замут в чем?

- Я бомбить ничего не собираюсь, и вообще глохни, вы с Конем для массы. Тереть я сам буду. Из-за него, петушары, Жендосу башку отстегнуло. Жека поэтому и не уходит, что его тут караулит. Если бы не условка, я б его вальнул. Но так даже лучше будет.

Молчание. Снова шаги. Плевок. Пыхтение. И – четвертый голос. Ни с чьим не спутаешь.

(Юрий Сизых).

- Как обещал, минута в минуту. Моё слово – закон. Здорово, пацаны.

- Че у тебя в кофре-то? - спросил тот, кого называли Гимом (или Гимлером?).

- Щас покажу.

Звук расстегиваемой молнии.

- Ого! - Гим присвистнул. - Некислый топорик, ты мамонта валить собрался, что ли?

- Надо будет - завалю, - рыкнул на него Сизых. Пока еще он был хозяином положения. - Где баулы мои?

- Вот же они.

- Дров накололи?

- В лесу.

- Значит, так. Меня внутрь пропускаешь, и дальше вы только на шухере. Мне понадобится час, полтора от пуза. Как закончу, берете груз и тащите на улицу, в джип. Потом получите остальное бабло. Ясно?

(Гим):

- Да ясно, ясно.

- Ну действуй тогда, че встал?

____

Пауза. Возня. Негромкий металлический скрежет, клацанье. Шарканье ног. Кто-то кашлянул, сплюнул на пол.

Скрип петель.

(Сизых):

- Да ты профи, я погляжу! Всё, мужики, ждать молча! А то штрафану. Из зарплаты вычту, у меня с этим строго. Где тут свет-то?

____

Дальнейшее происходило быстро. Миша физически ощутил, что сборище внизу уменьшилось на одного. И – шепот:

- Держите дверь. Конь, навались справа!

Клацанье, скрежет.

- Э, шушера, вы че там творите?!

Скрежет.

- Есть!

Они его заперли!!!

Мгновенно, без усилий, фрагменты истины сложились в Откровение.

Жоркина квартира – тут, слева от Натальиной. Буров – безмолвный, бесстрастный - до сих пор там: похоронщики до него ведь так и не доехали! Но он не один – неважно, кто там, но у этого человека есть запасной комплект ключей, и он выходил на балкон с сигаретой. Юрий Сизых не отменил возмездие лишь из-за того, что Буров умер, и явился сюда для окончательного расчета, вооружившись топором.

Но теперь он в западне.

И не факт, что ему помогут разученные в клубе приемы.

- Шушера, я с вами разговариваю, алло!!! Ну-ка дверь! Открыли!!! Повторять не буду!!!

(Гим):

- Это тебе за Жеку, пидор.

- Мужики! Мужики, вы чего?! Выпустите меня!!!

- Помаши топором, чтоб не скучно было. А труба твоя у меня в кармане. В окно орать не советую, тут на психов всем положить. Пацаны, за мной.

Уходят. Спускаются по лестнице. Молча.

(Сизых – нормальным тоном):