Следуя за цветными дымами - Олим Октябринович Бабаев

видел страдания заключённых, вынужденных выживать в переполненной тюрьме, где число узников вдвое превышало норму. Господи, это же люди. Это не скот. Отвратительная еда в столовой, оборудованной форсунками со слезоточивым газом, бесчеловечное отношение надзирателей, душ раз в десять дней, запрет на свидания и письма, постоянные унижения и драки — всё это ломало людей. В глазах заключённых читались отчаяние и боль. А ведь половина из них оказалась за решёткой лишь потому, что не покорилась новой власти. Они-то считают себя людьми. А он? Кто тогда он? Он служит инопланетной расе. Пресмыкается. Он слуга дьявола. Вот кто он.

Он больше не мог оставаться на работе, но мысль о доме угнетала его ещё сильнее. В крошечной квартире, где ремонт не делали уже тридцать лет, его ждали лишь разруха и боль. Полы гнили, штукатурка осыпалась, а в семье царили равнодушие и отчуждение. Жена-алкоголичка давно изменяла ему с его сослуживцем Гарри. Дочь, брошенная мужем, тщетно пыталась растить больного ребёнка. Сын-подросток подсел на наркотики, всегда с разбитым носом и синяком под глазом.

Нет, сегодня он не поедет домой. Лучше заплатит за номер в мотеле в соседней Батавии. Зайдёт в бар, напьётся до беспамятства, а может быть, если захочется, снимет проститутку. А завтра скажет жене, что на работе объявили усиление и он всю ночь проверял посты. Хотя домашним, честно говоря, уже было всё равно — лишь бы деньги приносил.

Порой он даже завидовал заключённым. Тем, кто сидел за идею, стойко перенося лишения, с надеждой однажды вырваться на свободу и продолжить борьбу за прежнюю Америку.

Дензел всегда относился с глубоким уважением к политическим заключённым. Он никогда не применял к ним физическую силу и старался поддерживать их, как мог: передавал весточки на волю или тайком подкладывал сигареты тем, кто курил.

В тюрьме он знал немало офицеров, похожих на него. Однако большинство охранников больше напоминали Уильяма Куина — человека, известного своей жестокостью к чернокожим заключённым. Во время бунта одна тысяча девятьсот семьдесят первого года заключённые жестоко расправились с ним за его бесчеловечное поведение.

Куин намеренно запихивал неугодных ему чернокожих заключённых в переполненные камеры, наблюдая, как они выясняли отношения в борьбе за место. Иногда это доходило до убийств: чтобы просто сесть или лечь, люди были готовы пойти на всё.

Власти, к сожалению, уроки истории так и не усвоили. Тюрьма опять трещала по швам: вместо положенных одна тысяча двести восьмидесяти человек здесь содержалось две тысячи двести заключённых. Полвека назад теснота и жестокость охранников привели к масштабному бунту. Пять дней национальная гвардия подавляла восстание, в результате которого погибли тридцать три заключённых и десять сотрудников тюрьмы.

Сейчас предпосылки к новому бунту казались очевидными. Особенно если учесть, что в блоке «В» находился человек, чей арест стал символом крушения государства. Там томился Рональд Траст — лицо «красной» Америки.

Дензел наконец решился. Он повернул ключ в замке зажигания своего старенького «Шевроле Спарк» и за двадцать минут добрался до Батавии — маленького городка с населением чуть больше пятнадцати тысяч человек. Машина плавно остановилась у входа в мотель.

К счастью, свободные номера ещё были. Правда, администратор сообщил, что три бизнесмена из Нью-Йорка только что арендовали целых четыре комнаты. «Странно, зачем им столько? Может, они занимаются контрабандой из Канады, а Батавия для них — перевалочный пункт?» — подумал Дензел. Двадцать пять лет службы в тюрьме научили его замечать подобные странности.

Получив ключ от номера, Дензел сразу отправился в местный бар. Ему не терпелось выполнить вторую часть своего плана: напиться до беспамятства и хотя бы на время забыть обо всех своих тревогах.

Бар, вопреки ожиданиям, пустовал — только бармен лениво протирал бокалы. Даже старый Джо, обычно сидевший в углу, сегодня не пришел. В зале сидели только трое молодых людей, одетых, по нынешним меркам, очень хорошо. Дензел подумал, что это могли быть те самые «контрабандисты», которые арендовали почти все номера мотеля.

Однако, присмотревшись внимательнее, он изменил своё мнение. Парни выглядели слишком юными, а их глаза казались открытыми и честными. Ничего в их облике не напоминало преступников.

Окинув взглядом полупустой бар, Дензел спросил, можно ли присесть за их столик. Он пошутил, что пить в одиночестве — последнее дело. К его удивлению, форма офицера полиции не вызвала у молодых людей ни тени отторжения. Это лишь подтвердило его догадку: парни точно не имели отношения к преступному миру.

— У вас в Батавии, наверное, важное дело? — спросил Дензел у молодых людей. — В наших краях редко встретишь новые лица. Не думайте, что если я в форме, то обязательно начну допрашивать. Сегодня у меня отвратное настроение, и я решил его развеять с помощью выпивки. Домой не хочется, а в баре вы — единственные собеседники.

— Мы не против поговорить с хорошим человеком, если это искренне, — ответил Ахмед. — Мы остановились в мотеле неподалёку и нашли только это место, где можно перекусить, выпить виски и найти приятного собеседника. Присоединяйтесь!

— У вас в этом городе какое-то дело или вы здесь проездом? — спросил Дензел, залпом выпив полную рюмку виски, и даже не поморщился. — Простите за любопытство, это просто для затравки разговора. Вы можете не отвечать, если не хотите.

— Почему же, — сказал Марсель, подливая офицеру ещё виски. — Мы здесь проездом. Хотим посетить Канаду и увидеть зимний Ниагарский водопад. Мы бы не стали останавливаться в этом городке, но по дороге у нас вышел спор. Эти двое утверждают, что из Аттики невозможно сбежать, а я говорю, что был случай. Полвека назад, во время бунта. Только имя того счастливчика я забыл. Хорошо, что вы полицейский. Может, рассудите нас?

— Его звали Джозеф «Бешеный пёс» Салливан, но сбежал он не во время бунта, который случился девятого сентября тысяча девятьсот семьдесят первого года, а седьмого апреля того же года, спрятавшись в мешке с мукой, и машина привезла его именно сюда, в Батавию, — ответил Дензел, знаком показывая Саиду, чтобы тот не тормозил и вовремя пополнял его рюмку спиртным. — Только на свободе он недолго гулял. Через две недели повязали его в Нью-Йорке. Любил он выпить, и девушек очень любил. Так, значит, это вы сняли сразу четыре номера в мотеле?

— Да, это мы, — уверенно ответил Марсель. — За нами едет машина с товарищами, вот для них-то мы и сняли номера. Что касается Канады, то у нас совершенно