Следуя за цветными дымами - Олим Октябринович Бабаев

Боритесь, друзья, боритесь, братья, боритесь, сыны!

Толпа ликовала. Дворы "B" и "D" превратились в два вулкана, в которых закипала людская лава. Неистовая. Могучая. Всепоглощающая.

Громкий выстрел прервал речь президента. Траст пригнулся, схватившись за ухо. История повторилась. Враги целились в символ — в красную кепку MAAGA, а попали в уже ставшее легендарным ухо президента.

Маркус, Марсель и Хлоя, прикрывая Траста своими телами, увели его обратно в здание блока «В». Его поднятый вверх кулак и окровавленное лицо довели толпу до неистовства.

«Борись, борись, борись», — звучало из тысяч уст. История повторилась. Аттика второй раз взбунтовалась, только теперь подавить бунт будет совсем не просто.

Воздух в тюремном дворе гудел от напряжения. Запах пота, металла и пороха висел плотной пеленой. Казалось, достаточно одной искры — и вся эта ярость, копившаяся годами, вырвется наружу, сметая высокие стены с их смертоносными турелями.

Когда пуля снайпера разорвала ухо Рональда Траста, разбрызгав капли крови по бетону, в толпе пронесся гул. Это прогремел не просто выстрел — это прозвучал последний довод. Теперь узники «Аттики» больше не просили свободы. Они жаждали взять ее силой.

Над двором внезапно вспыхнула голограмма. Илон Маркс, легендарный командир «красных», появился в воздухе. Его голос, усиленный громкоговорителями, прокатился по тюрьме:

«Американцы, братья! У нас был президент, который не мог подняться по лестнице, и президент, размахивающий кулаком, которого мы избрали. Те, кто стрелял в нашего президента, украли у нас нашу страну. Америка — это земля храбрых. Огонь испытаний очистит нашу честь. К оружию, братья! В багажнике черного «Линкольна» у административного корпуса вы найдете все необходимое. Пробивайтесь во Флориду. Вернем Америку! Сделаем ее снова великой!»

Его слова заглушил взрыв за стенами, послышался треск автоматных очередей — бойцы Хоупа атаковали подкрепление шерифа.

Турели молчали.

«К «Линкольну!» — кто-то крикнул в толпе.

В багажнике внедорожника оказались ящики с М-16, патроны, гранаты. За считанные минуты толпа превратилась в боевой отряд. Бывшие военные взяли командование на себя.

Тюремный гарнизон, зажатый между двумя огнями, не оказал сопротивления. Через двадцать минут грузовики шерифа уже мчались прочь, оставляя за собой клубы пыли.

Тем временем в блоке «В» четверо людей вели раненого президента по железной лестнице. Металл звенел под их ногами.

— Поздравляю, мистер президент, — говорил Горыныч, все еще сохраняя облик Маркса. — Портал доставит вас прямо в резиденцию во Флориде. Вэнсон ждет, чтобы передать вам пост.

— А Бачински? — Траст уже забыл о боли в ухе.

— Его камера заперта. Через полчаса сюда прибудет гвардия аннунаков.

— А наши люди? — Кольцов вопросительно посмотрел на Маркуса.

— Не волнуйся, — ответил за него Горыныч. — Я вывезу всех. И близнецов, и Хоупа — всех.

Маркус провел рукой по стене. Кирпичи расступились, открывая мерцающий портал.

Когда последний из группы шагнул в сияющий проход, замки камеры 511 щелкнули, оставив Гарри Бачински наедине с его новой ролью «особо опасного преступника».

Снаружи ревели сирены. В небе висели флаеры аннунаков, их сканеры прочесывали территорию. Броневики с вооруженными до зубов полицейскими обыскивали каждый уголок «неприступной» «Аттики».

Но тюрьма была пуста. Ни души, кроме заключённых из блока «В». Согласно журналам поверки, все они находились в своих камерах, включая самого известного узника камеры «511». Раньше считалось, что побег из «Аттики» невозможен.

«Разящий», недалёкое будущее

«Разящий» плавно вышел из гиперпространства в системе двойной звезды Сириус. Голубоватый свет Сириуса А залил капитанский мостик, играя бликами на полированных панелях управления. Майор Ивор Кельракис, сжимая в руке чашку с остывшим кофе, задумчиво смотрел на экзопланеты, переливающиеся всеми цветами радуги.

— Красота, не правда ли? — пробормотал он, вспоминая пляжи Трона. Воспоминания о золотом песке и бирюзовых волнах смешались с горечью — именно там Элисия предпочла ему Маркуса. Он отхлебнул кофе, но горечь во рту не исчезла.

Протяжный зуммер отключения криокапсул вернул майора из его юношеских воспоминаний. Поворот головы — и перед глазами снова строгий интерьер мостика.

— Статус пассажира? — спросил он у дежурного офицера.

— Его сиятельство всё ещё приходит в себя после гибернации, сэр. Обычные симптомы — тошнота, дезориентация...

Кельракис кивнул и направился в каюту VIP-пассажира.

Лепестки переборки в каюту специального судьи разошлись. Герцог Ювастирион сидел в криокапсуле, обхватив голову руками. На его бледном, как полотно, лице крупными каплями выступила испарина. Затхлый, пропитанный потом и едкими испарениями реанимационного раствора воздух сводил желудок. Судье, который впервые выходил из гибернации, с трудом удавалось сдерживать рвотные позывы.

— Ваше сиятельство, позвольте предложить вам лучшее лекарство от последствий гибернации, — Кельракис протянул фляжку с дарианским коньяком.

Герцог жадно схватил флягу. Его пальцы дрожали, когда он делал первый глоток, затем второй. На его щеках вновь появился здоровый румянец.

— Чёрт возьми, майор, это... это божественно! — прохрипел он, вытирая губы. — Вы спасли мне жизнь.

Кельракис улыбнулся:

— Всего лишь профессиональные хитрости, ваше сиятельство. Кстати, мы пролетаем мимо Трона. Видите тот голубой шар? Там лучшие пляжи во всем Альянсе.

Разговор прервал лейтенант:

— Сэр, срочный вызов от Кугара Боссара.

Через час Кельракис вернулся в каюту, где застал герцога уже заметно повеселевшего. Пустая фляжка валялась на столе.

— Не самые приятные новости, ваше сиятельство. В тюрьме колонии бунт. Но есть и хорошие — мы поселим вас в бывшем президентском дворце. Гораздо лучше стандартного номера в космопорту.

Ювастирион, слегка покачиваясь, поднял бокал:

— Майор, вы — мой ангел-хранитель! К чёрту тюрьмы, давайте лучше обсудим эти... солнечные пляжи как её... Фел... Тьфу ты... Флориды. Его глаза блестели неестественным блеском, а слова слегка заплетались.

Кельракис едва заметно вздохнул.

— Рад служить, ваше сиятельство, — ответил он, мысленно прикидывая, сколько еще бутылок «лекарства» осталось в его тайнике. Эта миссия обещала быть... интересной.

Дар, Ситора, недалёкое будущее

Тусклое освещение едва разгоняло мрак в кабинете Сариуса, создавая зыбкую границу между светом и тьмой. Лишь голубоватый свет проекторов освещал его бледное лицо, искаженное гневом. Перед ним лежали два доклада, которые могли разрушить все его тщательно выстроенные планы.

— Буффало... Тюремный бунт... —