Если судьба выбирает нас... - Михаил Валерин

Новость вызвала среди раненых офицеров волну энтузиазма.

Даже две волны, правда, разнонаправленных…

Одни радовались самому факту посещения барышнями нашего скорбного приюта. Другие сразу же стали строить планы своего участия в концерте.

Откровенно говоря, я не хотел высовываться и надеялся тихонько отсидеться среди зрителей, но судьба распорядилась иначе.

По возвращении в палату я был тотчас же атакован Генрихом с предложением исполнить на концерте что-нибудь эдакое…

— Геня, если честно, я не готов солировать перед барышнями…

— Странно! Обычно ты напеваешь или мурлыкаешь что-либо по поводу и без повода…

— Увы и ах…

— Саша, ну что тебе стоит? В твоей голове крутятся самые разные необыкновенные и удивительные песни. Чего плохого в том, чтобы исполнить что-нибудь новенькое не просто ради забавы, а для пользы дела?

— Какого дела? Лично я никакого «дела» не наблюдаю!

— Прапорщик, в конце концов, я старше вас в чине! Извольте исполнять! — Генрих принял вид грозного командира, но не выдержал и рассмеялся: — Саша, ну, пожалуйста!

— Добрый вечер, господа! — В палату вошла Софья Павловна.

— Добрый вечер! — хором откликнулись мы с Литусом.

— Александр Александрович, я здесь, чтобы просить вас выступить на концерте. Мне кажется, что музыка в вашем исполнении украсит сие достойное мероприятие. С вашим талантом…

— Прошу прощения, но я действительно не готов выступать…

— Но…

— Во-первых, я просто опасаюсь петь с моим ранением! Во-вторых, я никогда не выступал перед столь обширной аудиторией. И в-третьих, я просто не знаю — что именно петь?

— Ваш лечащий врач доктор Вильзар, узнав, что вы занимаетесь пением, всемерно одобрил это занятие. При ранениях легкого сие является полезной гимнастикой, — решительно пошла в контратаку княжна. — Аудитория пусть вас не смущает, ибо там соберутся люди, не лишенные как музыкального вкуса, так и чувства такта. А с тем, что именно исполнить, мы поможем вам определиться. Не правда ли, Генрих Оттович?

— Да-да! Несомненно! — закивал «предатель» Литус.

— Ну хорошо! — Я вздохнул. — Позвольте мне поразмыслить над вашими доводами… До завтра… Утро вечера мудренее, не так ли?

Во попал!

Что теперь делать? Княжне не шибко повозражаешь, а Генрих меня задолбает своими уговорами…

Петь на сцене под гитару не хотелось совершенно. И что петь — тоже непонятно… Настроение было испорчено, и поэтому ничего путного в голову не приходило…

В задумчивости я пришел на вечерние посиделки и, забившись в угол, рассеянно наблюдал за неформальным песенным соревнованием среди офицеров.

Юрмала, блин! И Сан-Ремо в придачу…

Мое внимание привлек хорунжий Чусов из 3-го Уфимско-Самарского казачьего полка, обитавший в соседней палате. Казак виртуозно, «с переборами да переливами», играл на гармошке с бубенцами и приятным тенором пел «Она милая моя, Волга-матушка река…»

Что-то в его импровизации показалось знакомым, что и навело меня на, не побоюсь этого слова, гениальную мысль.

Утром я объявил «заговорщикам» в лице подпоручика Московского 8-го гренадерского полка Генриха Оттовича Литуса и старшей сестры милосердия княжны Софьи Павловны Ливен, что я согласен выступить на концерте и даже готов исполнить нечто совершенно потрясающее, но только при одном условии!

Выступать я буду не один. Генрих будет аккомпанировать мне на рояле, который имелся в большом Лекторском зале госпиталя, а Софья Павловна должна уговорить присоединиться к нам хорунжего Чусова.

После небольшого спора мое предложение было принято как руководство к действию.

Княжна не подвела, и к нашей первой вечерней репетиции с энтузиазмом присоединился чрезвычайно заинтригованный самарец со своей чудо-гармошкой…

А впереди была еще целая неделя упорных занятий по слаживанию нашего «трио».